9
Молодость моя валерьяновая
До обморока радовала Жизнь,
И та сытая, мурлычущая, пьяная
Млела на белом подоконнике Лжи.
А потом пришла весна-сваха -
Земля дымная, берёз хохот,
И Жизнь против воли оттрахал
Жирный кот с кличкою Опыт.
Не время лечит – слюна:
Зализаны раны, отстучали набаты на храме…
Во влажном подвале разродилась она
Цепкими слепыми стихами.
И оставила их, ушла,
И ушла – ни слуху, ни духу,
А котят к себе забрала
Живущая на «первом» старуха.
...
Я встречался с Жизнью на днях –
Пооблезла, исхудала, трещит,
Но напоследок нацарапала на лбу у меня
Пять кривых и прочных морщин.
Где теперь она бродит жестянка?
Не знаю, но слышал: на прошлой неделе
Какую-то жизнь с привязанной к хвосту банкой
Дети весело повесили на качелях.
Жизнь подохла… прямо – что ты!
Мы и большие горести сносим…
Сейчас вот – мяукнет, колыхнутся карие шторы,
И она выгибаясь выйдет – их ведь ещё осталось восемь.
До обморока радовала Жизнь,
И та сытая, мурлычущая, пьяная
Млела на белом подоконнике Лжи.
А потом пришла весна-сваха -
Земля дымная, берёз хохот,
И Жизнь против воли оттрахал
Жирный кот с кличкою Опыт.
Не время лечит – слюна:
Зализаны раны, отстучали набаты на храме…
Во влажном подвале разродилась она
Цепкими слепыми стихами.
И оставила их, ушла,
И ушла – ни слуху, ни духу,
А котят к себе забрала
Живущая на «первом» старуха.
...
Я встречался с Жизнью на днях –
Пооблезла, исхудала, трещит,
Но напоследок нацарапала на лбу у меня
Пять кривых и прочных морщин.
Где теперь она бродит жестянка?
Не знаю, но слышал: на прошлой неделе
Какую-то жизнь с привязанной к хвосту банкой
Дети весело повесили на качелях.
Жизнь подохла… прямо – что ты!
Мы и большие горести сносим…
Сейчас вот – мяукнет, колыхнутся карие шторы,
И она выгибаясь выйдет – их ведь ещё осталось восемь.