Нерождённый путь (часть VI)
*****
Я продолжал свой путь. Погода испортилась окончательно. С неба сначала катились большие капли дождя, они разбивались о ветровое стекло и стекали вниз, тонкими ручейками, а затем, дождь перешел в мелкую белую крупу, которая глухо барабанила по всему на что опускалась и отскакивала. Воздух стал холодным, мои кости почувствовали промозглость мрачного осеннего дня, и предательски заныли. Хотелось спать…
С трудом преодолевая навалившуюся на меня дремоту, я подъехал к старой пятиэтажке на отшибе города. Пошарпаные стены, выдавали плачевное состояние этого захудалого жилья. Быстро сориентировавшись, в какой из четырех подъездов мне направиться, я пересек дворик, зашел в темноту подъезда номер два, лампочка на первом этаже которого отсутствовала. Адаптировавшись в темном пространстве подъезда, я нашел лестницу наверх, и поднялся на второй этаж, где и находилась искомая мной однокомнатная убогая квартирка. В подъезде был тяжелый запах сигарет, пыли и затхлости. Я постучал в дверь квартиры — ответа не последовало. Я постучал сильнее — безрезультатно. Соображая, что мне предпринять, я облокотился спиной о дверь, и неожиданно провалился внутрь квартиры. Дверь с грохотом ударилась о стену, а я упал навзничь в маленький узкий коридорчик. Внутри так же было темно, запах давно не проветриваемого помещения защекотал мои ноздри, и я оглушительно чихнул — раз, затем второй, третий. Отменно прочихавшись, я поднялся на ноги и отряхнул свою одежду. Закрыв входную дверь, чтобы не привлекать внимания, я включил свет и прошел на кухню, потом в комнату, проверил совмещенный санузел. Пусто.
Моя последняя надежда, что Илона каким-то чудом спаслась, улетучилась. Настроение было ужасное. Тяжесть ответственности за происшедшее с девушкой давила на мои плечи непосильным грузом. Я осмотрелся вокруг. Квартирка была маленькая, но опрятная. Чувствовалось, что хозяйка старается содержать своё жильё в порядке. Кухня была выкрашена в лиловый цвет, с потолка свисал светильник на длинной ножке. Нужно сказать, что потолки в этом здании были довольно высоки. Посередине небольшой кухоньки стоял овальный столик и четыре стула. Ничего лишнего.
Комната была довольно просторная. Большое окно было задрапировано тяжелой, бордовой парчой, тонкая шифоновая гардина в размытый крупный оранжево — желтый цветочек, пропускала тусклый свет пасмурного дня. Массивный кожаный диван и кресло были накрыты тяжелыми кремовыми покрывалами, посередине стоял низкий журнальный столик, с толстой стеклянной столешницей. Противоположную стену подпирала стенка, полки которой были заставлены книгами, в стеклянном шкафу поблескивал малочисленный хрусталь, в углублении ниши красовался телевизор. Пара оригинальных репродукций в витых рамках дополняли интерьер. Несмотря на скромность жилища, обстановка была вполне достойная, что говорило о том, что хозяйка имела достаточные средства на своё содержание и прочие женские прихоти. Нужно заметить, что квартира не была захламлена лишними вещами, всё было выдержано со вкусом, без излишних деталей. Пожалуй, только люстра была несколько вычурная и слишком громоздкая для этой комнаты, на восемь матовых рожков, беспорядочно торчащих в разные стороны на витых ассиметричных ножках. Но, может, так было только для меня, приверженца симметричности и пропорциональности.
Я заглянул в платяной шкаф: платья, платья, платья, несколько эффектных ассиметричных юбок, брюк было намного меньше, чем полагается иметь в гардеробе современной женщины, она определенно имела свой неповторимый стиль, мне это нравилось. Мне нравились женщины в платьях. Я взял одно, вместе с плечиками, на которых оно висело, голубое с большим круглым вырезом, и тройным воланом из оборок сзади, и поднес его к лицу. Нежный голубой велюр щекотал мою щеку, и запах, еле уловимый запах, который я не мог забыть, запах женщины, которую я желал.
Чтобы не терзаться воспоминаниями, я отправил платье на свое место. Уходить не хотелось. Я взял первую попавшуюся книгу с полки, снял куртку, удобно расположился на диване и прочел название «Нерожденный. Жизнь и учение мастера дзен Банкэя (1622- 1693)» (1). Я открыл книгу наугад и прочел вслух: «Очищение сознания от возникающих [в нем] мыслей подобно тому, как если бы ты попытался смыть кровь кровью. Ты можешь смыть первоначальную кровь, но ты по-прежнему останешься загрязнен кровью, и до тех пор, пока ты будешь продолжать смывать кровь кровью, пятна крови никогда не исчезнут. Так как ты не знаешь, что твое сознание, изначально будучи нерожденным и неумирающим, является свободным от иллюзий, ты считаешь, что мысли твои существуют на самом деле и вращаешься в колесе перерождений. Тебе следует осознать, что мысли эфемерны и нереальны. Не притягивай и не отбрасывай их, пусть они приходят и уходят. Они подобны отражениям в зеркале». Это было так похоже на то, что происходило со мной сейчас, что я невольно поежился. Я как приемник, получал информацию, без усилий, она приходила абсолютно неожиданно, но всегда вовремя, и так же быстро рассеивалась, как утренний туман. Я не ощущал, что что-то кардинально изменялось при этом, но явственно осознавал, что я стал другим, просеивая получаемое как сито, и впитывая, как губка. Все движения моего ума были самопроизвольны. Я вспомнил мудрого Кин-Ват-Сана и осознал реальность его слов о пути без пути. За эти дни я не сделал ровным счетом ничего, но при этом, каждый раз оказывался в новой точке отсчета своей жизни. Теперь я был уверен, я имею определенное жизненное предназначение и это послужило причиной крутого поворота в моей жизни. Я перелистнул страницу, и наугад прочитал еще один отрывок: «Хотя ты обладал нерожденным сознанием …уже тогда, когда ты только появился в этом мире, ты впал в свое нынешнее омраченное состояние по мере того как ты рос, слушая и наблюдая за другими людьми в их неведении. Постепенно ты перенял у них их иллюзии, приспособил к ним свое сознание, и теперь твое омраченное сознание беспрепятственно творит свои иллюзии. Но ни одна из твоих иллюзорных мыслей не является врожденной [и присущей тебе в силу твоей природы]. Изначально их не было и они перестают существовать в сознании, утвердившемся в Нерожденном». Я оторвал глаза от страницы, и понял единственное в чем я могу на данный момент быть уверенным, так это в том, что я человек, я рожден и я смертен, что в данный момент одинаково достижимо. Нет ни имени, ни истории, ни характера, ни достижений, ни ошибок, ни потерь. Я знаю только то, что есть в данный момент, остальное домыслы, а домыслы это плод движения моего ума. Я не могу полагаться на слова других людей, ибо их слова, так же, могут быть лишь домыслами. Я не могу принимать слепо на веру слова моих ирреальных гостей, ибо они сами могут быть плодом моих домыслов. Я могу полагаться только на свое чутьё, которое в эти несколько дней, развилось необычайно. А чутье мне подсказывало, что правды нет, есть только самопроизвольное движение в ощутимо нужном направлении. Я пролистнул еще несколько страниц, и произвольно выбрал абзац: «Давным-давно, когда Нангаку пришел к шестому патриарху, тот спросил его: «Что это сюда пришло?» Нангаку был полностью ошеломлен этим вопросом. Его сомнения продолжались в течение восьми лет. Затем он смог ответить: «Если бы я сказал, что пришло «это», то в тот же момент я попал бы мимо цели». Вот это действительно великое сомнение и великое просветление. Представь себе, что ты потерял свою единственную рясу, ту самую рясу, которую ты получил при пострижении в монахи. Ты никак не можешь найти ее. Ты ищешь ее и ищешь. Ты ни на минуту не можешь прекратить свои поиски. Это было бы настоящим сомнением. В наши дни люди говорят, что необходимо погрузиться в сомнение, ибо так поступали люди в прошлом. Поэтому они искусственно взращивают сомнение. Но это всего лишь имитация сомнения, а не настоящее сомнение, и поэтому для них никогда не настанет тот день, когда они придут к истинному разрешению сомнений. Это подобно тому, как если бы ты отправился куда-то на поиски того, что ты и не терял вовсе, напустив на себя такой вид, как будто ты и в самом деле потерял это». Я понятия не имел, кто такой Нангаку, но близость этого образа пришла незамедлительно. Всю свою жизнь человек примеряет на себя знакомые образы, и всю жизнь ищет тот, который станет его шкурой. Но эти образы, давно стали образцами для подражания, и почти никогда не подходят по размеру, тебе в них или слишком тесно, или слишком просторно, а в некоторые ты вообще втиснуться не в состоянии, но ты упрямо пренебрегаешь своими сомнениями, ибо втиснуться в привычные рамки твоя прямая обязанность. И вот ты уже кроишь привычный образ под себя, отбрасывая сомнения в том, что это тебе действительно нужно. В своем сознании ты строишь планы достичь желаемого, не выходя за границу отведенной тебе рамки, стараясь не сомневаться, что это не противоречит твоей природе, и ты стопроцентно осознан в своих действиях. Но, на самом деле, ты пребываешь в заблуждении, что порождает внутреннюю раздвоенность, неудовлетворенность, постоянные стрессы, и психологические проблемы разного толка. И все это только по причине бытия во лжи. На самом-то деле твое сознание знает, что оно не рождалось и не умирало, и все эти «социальные рыбуденьги», лишь упаковочный пакет для нерожденной самости. Уверенный в том, что ни что не приходит ниоткуда и не уходит в никуда, что всякая информация открывается в отведенный ей момент, и по сути, изначально ментально известна, я закрыл книгу и поставил её на место. Там еще было на чём остановиться, но не сейчас. Я откинулся на диван, закрыл глаза и провалился в сон.
*****
Не берусь сказать точно, сколько времени я провел в забытьи, наверное часа четыре, так как на улице совсем стемнело и уже включились фонари. Моя шея и спина затекли от неудобного положения во время сна, и теперь неприятно ломили. Я встал, попробовал размять уставшие спину и шею, и все еще поворачивая и наклоняя голову в разные стороны, чтобы избавиться от этого навязчивого дискомфорта, поплелся по маленькому коридорчику в кухню. Ужасно хотелось есть, осознание голода еще не дошло до моего рассудка, а я уже копался в чужом холодильнике в поисках съестного. Судя по тому, что я обнаружил в нем, Илона не сидела на диете. Мышь в этом холодильнике не только не повесилась бы, но изрядно растолстела и привела бы потомство. Я вытащил сыр, масло, копченую колбаску, какой-то майонезный соус с грибами. В хлебнице я обнаружил еще довольно свежий хлеб и булочку. А в холодильнике, на самом видном месте стоял большой пакет с эклерами. Видимо здоровый обмен веществ Илоны, позволял ей баловать себя сладким и мучным. — Счастливица!!! Я тоже был счастливцем, потому как сахар и кофе, крепкий с насыщенным запахом жареных зерен в этом доме тоже имелся.
Мой желудок выделил уже изрядное количество желудочного сока, прежде чем я приготовил себе несколько вкуснейших бутербродов. С аппетитом я съел их и облизал кончики пальцев, затем выпил кофе и умял четыре небольших эклерчика с нежным сливочным кремом внутри и сахарной глазурью сверху, заполировав эту вкусноту сверху последними глотками кофе. Я испытал истинное наслаждение сытого домашнего кота, мои глаза прикрылись от удовольствия, а рот растянулся в довольной улыбке.
Наверное оттого, что всё происходящее со мной скорее напоминало сказку Шахерезады, я ничуть не волновался. Была уверенность, что всё разрешится само собой. Даже об Илоне я уже не так волновался. Мне казалось, что ничего с ней не произойдет, что она вне опасности, а всё приключившееся это либо сон, либо чья-то глупая шутка.
Чего удивляться, спокойствию человека, который находится ВНЕ СЕБЯ, в буквальном смысле. Всё во мне было порознь. Моё тело повиновалось своим сиюминутным прихотям: поесть, поспать, помыться, выпить, покурить. Даже незабываемая ночь с Илоной, скорее была ответом на желание моего тела, нежели души, и уж тем более не разума. Мой разум был в поиске какой-то ускользающей истины, которая была неведома даже ему самому, он шел путем чистейшей интуиции, непостижимо точно выбирающей следующий шаг, следующее действие, следующий источник знания. А душа, коли она и имела место быть (думаю все же имела…), находилась в странном умиротворении, смиряясь с тем, что есть: никакой боли, никаких угрызений, никаких терзаний, только смиренное ожидание чуда.
Идти домой мне не хотелось. И приключений не хотелось. И темнота спустившейся ночи меня не радовала. Я знал, что неожиданности меня могут подстерегать везде, даже если я закроюсь в коробе два, на два, на два, это вовсе не гарантирует мне безопасность, безмятежность и тишину. Поэтому, дабы не терять время, я вернулся в комнату, чтобы взять еще одну книгу, и удобно расположившись в кресле, расширить своё сознание. Подборка книг Илоны меня поразила не меньше, чем её холодильник. Романов о любви не было, зато достаточное количество философских трактатов, психологических эссе и научных монографий, были и религиозные учения, и каббала, и эзотерика. В общем, здесь можно было засесть на полгода, отрешившись от мирских забот, чтобы углубиться в пучину познаний. Думаю, в библиотеке Илоны можно было найти довольно редкие книги. Всё в этом доме, как-то не вязалось с профессиональной деятельностью моей случайной подруги.
Даже не знаю почему, но здесь мне было уютнее, комфортнее и спокойнее, чем в собственной квартире. Казалось, что я, наконец ускользнул от своих наблюдателей и от своего зловещего врага, и могу спрятаться здесь на некоторое время от чужих глаз.
Я взял с полки бело-красный отнюдь не увесистый томик. На красном фоне обложки черными буквами теснением было выбито имя автора и название труда: П. Б. Ганнушкин «Клиника психопатий, их статистика, динамика, систематика» (2). Я открыл предисловие и прочел: «Вы открыли книгу выдающегося отечественного психиатра Петра Борисовича Ганнушкина, одного из видных представителей московской психиатрической школы, посвятившего свою жизнь развитию конституционального направления в психиатрии. Автор предлагаемой читателю книги не дожил до её выхода в свет. Она была им вычитана и подписана к печати, когда после недолгой болезни он в ночь на 23 февраля 1933 года умер, не увидев её изданной. Книга выдающегося отечественного психиатра П. Б. Ганнушкина явилась итогом почти тридцатилетней исследовательской деятельности автора».
— То, что надо!!! — мысленно произнес я сам себе. — Хоть сам себе поставлю диагноз и то дело!!! Я закусил нижнюю губу и пробежался по оглавлению книги. Автор выделял так называемую «малую» и «большую» психиатрии. Если к «большой психиатрии» он относил патологии, которые неизменно приводили человека в психиатрические клиники и нуждались в лечении. То, «малая психиатрия» заключалась в существовании некоторых отклонений в психике, которые вовсе необязательно могли быть признаны как действительная патология, хотя при определенных условиях, человек так же мог «слететь с катушек». По сути, выглядело всё так, что есть категория людей, которыё имеют некоторый набор странностей, отличающих их от нормальных граждан. Эти странности, в последствии, могут послужить помешательству, но в тоже время эти странности кардинально отличимы от странностей действительно больных людей. Мне было интересно, вычитать его классификацию психопатических личностей, и найти себе название, ведь то, что со мной творится неладное — это факт. Но, неладно ли с моей головой, или неладно с моим восприятием действительности, а может неладно, как раз с той действительностью, которая меня окружает? Этого я не знал.
Я открыл книгу на выбранной мной странице и бегло пробежав её содержание выхватил своеобразное определение: «психопатические личности — это такие ненормальные личности, от ненормальности которых страдают или они сами, или общество. Надо добавить, что это — индивидуумы, которые, находясь в обычной жизни, резко отличаются от обыкновенных, нормальных людей, они, между прочим, легко вступают в конфликт с правилами общежития, с законом, но оказавшись, добровольно или по приговору суда, в стенах специального заведения для душевнобольных не менее резко отличаются и от обычного населения этих учреждений».
В общем и целом я мог бы согласиться с тем, что все мы люди слегка «чиканутые», в той или иной степени, и покуда это не причиняет вреда окружающим, или не делает нас способными к самоубийству, то наши странности можно назвать лишь индивидуальными проявлениями непохожести на других. Но, где располагается граница, отделяющая нормального от «частично ненормального», и «частично ненормального» от «абсолютного ку-ку» — это была куда более непостижимая штука. В мыслях своих, я постоянно возвращался к той, которая забрасывала меня своими странными посланиями, и для меня, её душевное состояние, было пугающе ясным.
Означает ли всё выше сказанное, что критерием ненормальности, может служить степень социальной опасности человека. Думаю, нет. Хотя это обстоит так только до того момента, когда этот «потенциальный ку-ку», не совершит нечто антисоциальное, переведя тем самым себя в разряд ненормальных личностей. Вот тогда его странности рассмотрят более пристально и отведут ему подобающее место в классификации «странных людей». А пока его странности касаются только его и никак на жизнь других не влияют, то их можно и не замечать.
Вопрос, которого я невольно коснулся, увлек меня и привел к уверенности, что сложно переплетает в себе ценностный, нравственный, воспитательный аспекты. Распутывать этот узел становилось всё сложнее. По сути, детство скрывает причину большинства твоих странностей, а я ничего не помнил о своём детстве. И что я знал о себе, было сказано моей матерью. Мог ли я слепо доверять её словам. С точки зрения мифически-социальных идиом, типа «Ближе матери у человека никого нет», или «Мать никогда не пожелает своему ребенку зла», или «Кому же еще верить, если не своей матери», — ДА. Но, с другой стороны, реальность предоставляет столько свидетельств предательства, жестокости, унижения, насилия и даже убийства матерями своих детей, что задумаешься ненароком, «кому я могу верить, если не самому себе, а если не себе — то никому». И последнее уже невозможная задача.
Я вернулся к Ганнушкину и его классификации. Мне было ясно, чтобы понять, нужно акцентировать внимание на основных моментах, поэтому, покопавшись недолго в ящиках, я нашел лист бумаги и ручку и стал записывать главные, на мой взгляд, моменты. Поработав над чтивом, я получил весьма интересную интерпретацию прочитанного, которую и привожу ниже.
КЛИНИКА ПСИХОПАТИЙ
Как важен все же эпизод,
Момент, как вспышка, шок,
Реакция сметает грань,
Свои ты мысли устакань,
Развитие вперед, назад, быть может, приведет.
1. Конституционально — депрессивные
Картина мира,
Трауром покрыта, для пессимиста,
Ждущего еще более худшего.
2. Конституционально — возбужденные
Иное дело, возбуждением залиться,
Как солнцем наслаждается земля,
И этим возбужденьем отравиться.
3. Циклотимики
Всё было так расцвечено с утра,
И вдруг волной,
Все краски смыло, словно грязью.
4. Эмотивно-лабильные
Капризен я, как малое дитя,
То плачу, то смеюсь,
И рвусь, под дерзким ветром.
5. Неврастеники
Всё раздражает — злюсь,
И за себя боюсь.
Как я устал — всё тело боль.
6. Психастеники
Я — может быть,
Сомнением томим, но помню,
И страшусь сомнения.
7. Шизоиды
Я здесь, но нет меня,
Внутри лишь отголосок,
Оторванный листок, под древом.
8. Мечтатели
Я чувствую, что все не просто так,
Я падаю, подбитой в небе птицей,
Еще вернусь…
9. Параноики
И было слово, не из головы,
Сверхмысль, сверхидея.
Сверхпоправка — голосом моим.
10. Фанатики
Служение — мой крест,
Долг — вот моя награда,
Пусть сгину я в борьбе.
11. Экноики
Моя религия — экстаз,
Служение во благо эйфории,
Отдай, Хозяин, мне приказ.
12. Эпилептоиды
Я ярость выпущу, как зверя,
На охоту. Тоска придет потом.
Но оправдание всегда найдется…
13. Истерики
Глаза в глаза — мне нет предела,
Я больше, чем на самом деле,
Признай, я уникален…
14. Патологические лгуны
Коль есть желание блистать,
Умения и хитрости достанет,
Пыль пустить в глаза…
15. Неустойчивые психопаты
Я так хорош — рубаха парень,
Всегда с тобой, мой братец по пороку,
В трясине липкой наркоман.
16. Антисоциальные психопаты
Эмоционально отморожен,
Морально мертв, раскрепощен,
За гранью дикой вседозволенности.
17. Конституционально-глупые
Я идиот? Чего же боле?
Прости, врожденный мой дефект,
Он для меня, как комплимент.
Еще несколько раз перечитав свою писанину, я понял неутешительную вещь, что, пожалуй, мог примерить на себя черты не одного, а нескольких описанных мною образов. Успокоение это не принесло… Хотя, я не мог ручаться за чистоту эксперимента, поэтому у меня еще были шансы почувствовать себя нормальным.
Взвесив в уме, все «ЗА» и «ПРОТИВ», я принял решение укрыться здесь еще на несколько дней, дабы разобраться в своих мыслях, и разработать план действий на ближайшие время. А пока я отложил книгу и свои записи, укутался в теплый плед и незаметно для себя задремал.
Я ушел так далеко от реальности, что ощущал себя иным, чем я есть. Все виделось иначе. Вокруг свет. Внутри свет. И в этом слепящем свете, голоса, голоса, голоса. А потом, сквозь этот свет прорвалось лицо моей матери — молодое, встревоженное, подернутое рябью неприязни. Её глаза были широко раскрыты и смотрели на меня с брезгливым пренебрежением. Я попробовал оглядеться получше, посмотреть на себя, на свои руки, и увидел что они маленькие, как у младенца, и ножки мои маленькие, и живот мой с прищепкой на месте отрезанной пуповины. И вот я кричу, я хочу ласки и любви, я хочу есть, а она (мать её) не хочет взять меня на руки и пригреть на своей груди. И я безнадежно несчастен и одинок. Я брошен. Я отрезанный ломоть. Свет рассеялся, пелена сна спала с глаз, и я открыл глаза так, словно и не спал, словно просто возвратился в тот далекий день, когда был всеми покинут, отброшен как гнилой плод…
Я огляделся, было поздно, очень поздно. За окном было темно, не светила луна, не горели на небе звезды, и ни один фонарь не оживлял мрака ночи. Я прокручивал и прокручивал в своём уме свой странный сон, и всё больше убеждался, что он не случаен. Что-то в далеком детстве было не так. И я должен был раскопать это, как бы неприятно и больно мне не было.
Вера в истинность истории моей жизни была настолько призрачна, что я был словно новорожденный, но жизнь моя уже на треть прошла, а быть может на половину, и какова была эта половина, насколько она была примечательна и удивительна я не знал. Быть может, мне просто нечего было вспомнить. Быть может, мой разум заблокировал что-то страшное, что я мог совершить. А может, просто кто-то водит меня за нос. Но, кто? Сейчас я принадлежу сам себе, я свершаю поток жизни. Я нерожденный, иду своим нерожденным путём. И, самое ужасное из всего, что мне некому верить, некому жаловаться, некого винить, некого просить о помощи, некого звать, некого любить, и ненавидеть тоже некого. А ведь это так по человечески, подчиниться своим эмоциям. Ведь это так естественно — следовать своим порывам. Это так прекрасно — желать, и добиваться желаемого. Усилием воли провоцировать себя к действию, отбрасывая причины и следствия, руководствуясь сугубо своими личными интересами.
Я был в тупике, я был сбит с толку, я многое недопонимал. Мне было необходимо уединение, именно здесь (в квартире Илоны) я мог себе позволить спокойно подумать.
***
(1) Книга Нормана Уоделла « Нерожденный. Жизнь и учение
мастера дзэн Банкэя». Дзэнский мастер Банкэй Етак
(1622 — 1693) жил в период расцвета японской культуры
при Токугава. Нерожденное присуще всем нам, нужно толь-
ко уметь пребывать в нем, жить в нем. И тогда, возможно,
уже не нужны становятся ни коаны (неразрешимые пара-
доксы), ни мондо (внезапный вопрос с невозможностью
однозначного ответа), — тогда испытываешь пробуждение.
(2) Ганнушкин П. Б. «Клиника психопатий, их статистика, дина-
мика, систематика» П. Б. Ганнушкин выделил основные динамические моменты в патологической жизни личности: фаза или эпизод; шок;
реакция и развитие.
продолжение следует...
