Нерождённый путь (часть II)

*****

 

С замиранием сердца я остановился у двери своей квартиры. Я опять ждал чуда, что дверь неожиданно распахнется и на пороге возникнет Она — женщина из сна, удивительная и родная. Да я чувствовал всем своим нутром, что она мне родная, но не мог себе её четко вообразить. Вокруг меня парило ощущение полной срощенности с ней, как будто мы были вылеплены из одного теста.

 

Я всё еще стоял в нерешительной задумчивости, открыть ли дверь самому или позвонить. Я коснулся указательным пальцем кнопки звонка, с силой нажал несколько раз, услышав приглушенное дилиньканье за дверью, затем тишина, ничего не шелохнулось, ни малейшего шороха, скрежета отворяемых замков, ничего.

 

Где-то глубоко внутри, что-то оборвалось, с неимоверным разочарованием я сунул ключ в замочную скважину и дважды повернув, нажал на ручку двери. Внутри горел приглушенный свет, тихо играла музыка, я всё еще надеялся на чудо. Чудо ждало меня, но не так как я того хотел. На столе меня ждал горячий ужин. Было такое чувство, что я опоздал, на какие-то доли секунды, разминувшись со своим счастьем. Мне стало так одиноко и горько, словно я попал на собственные поминки. Даже есть не хотелось.

 

Я прошел в комнату, оставив свои пакеты не разобранными, прошел в ванную, набрав горячей воды, погрузился в неё с головой, и так пролежал минут пять, лишь высунув кончик своего носа, вода всё еще катила свои струи, и в ушах стоял грохот. Горячая вода расслабляла моё напряженное тело, а шум, вырывающейся из крана струи, успокаивал мои разум и сердце. Выйдя из ванны минут через пятнадцать — двадцать, закутавшись в банный халат, я ощутил себя по-новому. Мне всё еще было горько, но горечь одиночества заглушало отчетливое желание основательно подкрепиться. Я прошел на кухню. На ужин у меня было жаркое из баранины с чесночным соусом, запеченный картофель с грибами с майонезной подливкой и салат из шпината, довершала все чашка черного чая с мёдом. От обильного ужина и чая с мёдом меня клонило в сон.

 

Еще раз перечитав стихотворное послание от моей Музы, я прошел в спальню, завернулся в теплое одеяло с головой и заснул. Во сне мне казалось я бегу по следу, я как охотничий пес держал нос по ветру, ловил каждое дуновение воздуха, рыская по подворотням, оборачиваясь по сторонам, и никак не мог взять след. Я потерялся в своих ощущениях, мне не хватало остроты, не хватало света, не хватало информации. Я копался в собственном мозгу, как в отстойной яме, пытаясь выудить, хоть какую-то маломальскую зацепку, но в руки почему-то попадались только пустые консервные банки. Я чувствовал себя грязным и вонючим, в ушах звенела непонятная какофония. И, вдруг отчетливый женский голос сказал: «Найди меня!» Я опять начал принюхиваться, прислушиваться и приглядываться. Я всматривался в темноту, пытаясь приблизить её к себе. Вдруг из темноты возник знакомый женский силуэт. Она протягивала ко мне руки и повторяла: «Найди меня! Найди меня!» Лица снова было не разобрать. Как я не старался, но вместо лица видел только расплывшееся бесформенное прозрачное пятно. Я побежал к ней, но она повернулась и стала убегать от меня, громко смеясь, не оборачиваясь, она удалялась всё дальше и дальше, и как не старался я сократить разрыв между нами, но всё больше отставал. Я кричал ей: «Подожди!», но она безвозвратно скрылась в туманной дымке осеннего рассвета…

 

*****

 

Очнулся я пополудни, голова гудела, я был полностью растерзан, своими ночными приключениями. Сдернув одеяло, я сел на кровати, собираясь встать, и невольно вздрогнул, увидев, что мои ноги и руки грязные, словно я копался в земле, мои черные пятки нужно было отскребать пемзой, а ногти на руках чистить щеткой.

 

Всё это не на шутку пугало меня.

 

Этим утром я долго и тщательно отмывался, затем брился, одевался. Когда я полностью собранный прошел на кухню, то уже совсем не удивился, что горячий кофе и тосты с маслом и джемом поджидали меня на столе. Позавтракав, я направился в гостиную. К моей радости, купленные мной вчера вещи, были разобраны и убраны в шкаф.

 

Оглядевшись по сторонам, я заметил, что на письменном столе стоит ваза со свежими цветами, внутри букета, торчит свернутый листок бумаги. Я буквально почувствовал, как побелела моя и без того белая кожа, сердце бешено заколотилось. Я подошел и двумя пальцами вынул записку из букета. Сосчитав до трех, я развернул её. Внутри, красовалось, аккуратно отпечатанное новое стихотворное послание:

 

 

 

Наивно полагать, что жизнь легка,

 

А ветер подгоняет тайной в спину.

 

Иди вперёд, не мни себе бока,

 

Даль позади, а память правду скрыла.

 

Исчезло зло за пеленою дней.

 

Меня забыл ты, стёр лицо и имя.

 

Еще есть время возвратиться к ней,

 

Наивной, нежной и неприхотливой.

 

Я всё же помню пыл твоих речей…

 

 

 

Чуть ниже, справа, мельче, подпись: «Твоя Потеря».

 

Я невольно смял записку в своей руке. Что за дьявольские игры? Что за жестокие шутки? Или это претворение в жизнь какого-то невероятного, изощренного плана мести? Моя голова раскалывалась от душившего возмущения, негодования, непонимания всей этой чертовщины. Если бы я мог вспомнить что-либо. Но я был словно чистый лист — абсолютно пуст.

 

В первый раз за всё время я ощутил свою ущербность, словно я был инвалидом или юродивым.

 

— Дай мне хоть одну стоящую подсказку, хоть одну зацепку, хоть одну лазейку в свою утлую память, чтобы восстановить всё, что я потерял, чтобы понять чего ты от меня ждешь!!!

 

Мой голос прозвенел в тишине и смолк. Я всё еще прислушивался, стараясь уловить хоть малейший звук, вздох, дуновение, на секунду мне почудилось, что я ощутил чьё-то присутствие, но это была лишь кажимость, иллюзия, фантазия, которая ушла так же быстро, как и пришла.

 

События последних дней были столь необычны для меня, что я ощущал себя своеобразным Робинзоном Крузо, с той разницей, что выброшен был не на необитаемый остров, а в немое пространство, которое не желало меня воспринимать, ни одной из своих систем коммуникации. Оно меня не видело, не слышало, не говорило со мной. Я словно пустоголовый болван был предоставлен сам себе и своим необычным мыслям, чувствам, ощущениям, догадкам и разочарованиям. Снова и снова обойдя свою фешенебельную одиночку, я решил проникнуться собственным существом и понять чего я хочу, куда меня тянет, что мне может сказать мой внутренний голос.

 

Удобно усевшись в красное кожаное кресло, я закрыл глаза и погрузился в осязаемую темноту, темнота дышала, пульсировала, двигалась, я это не видел, но знал. Неожиданно для себя я внутренне прозрел, и начал уверенно двигаться в этой темноте, как будто знал её отнюдь не на ощупь. Без особого напряжения я увидел своим внутренним зрением тропинку, покрытую свежими осенними листьями, кое-где виднелись деревья, еще не полностью сбросившие свои одеяния, я огляделся по сторонам и понял, что иду по кладбищу, надгробия, кресты, мраморные памятники, гранитные таблички, не свежие могилы, но поросшие травой и затертые в воспоминаниях давно не тревоживших, не тронутых болью, но лишь сожалением и смирением. На оградках то тут, то там взмахивали черными крылами вороны, их грубые профили были словно выточены из надгробного камня, а черные блестящие глаза выдавали зорких охранников тишины и порядка. Я двигался вперед уверенно, пробираясь меж могил, и вскоре передо мной возникло искомое надгробие, небольшое, с Ангелом в длинных одежах и младенцем в руках, вокруг небольшого постамента вилась гранитная лента с надписью. Но я не смог ее прочесть, потому как, резкий звук вернул меня к реальности. Я вздрогнул и открыл глаза, день уже перевалил за середину, скупое солнце красило стол и стены медовым цветом, посреди комнаты лежали многочисленные осколки вазы, в луже воды беспорядочно валялись цветы.

 

У меня не было ни сил, ни времени, ни желания искать объяснения произошедшему. Не размышляя, не медля, я схватил ключи и куртку, вскочил в туфли и, рванув дверь, бросился прочь. Уже на лестнице я услышал щелчок захлопнувшегося замка. На мне словно были сапоги скороходы, момент и я уже заводил машину, еще момент, и уже мчался по городу, повинуясь собственным инстинктам, и памяти своего тела.

 

*****

 

У меня рябило в глазах от скорости, с которой я нёсся по дороге, но вскоре пришлось сбавить темп, мне совсем не хотелось быть задержанным, или спровоцировать аварию. Казалось, меня никто не замечает. Все вокруг подчинялось законам движения. Все были поглощены своими думами и заботами.

 

Я ехал наугад, мои руки сами поворачивали руль в нужную мне сторону, мои глаза смотрели прямо по курсу, а сознание полностью подчинялось усилию воли. Через сорок с небольшим минут я был перед воротами городского кладбища, я заехал и остановил машину. Кладбище было огромным, но я решил передвигаться по нему пешком. Оставив свой автомобиль, я двинулся по центральной аллее вглубь, так я шел минут десять, пока не заметил метрах в ста нужное мне ответвление дороги вправо, еще минут пять и вот я уже на знакомой тропинке. Я был как в гипнозе, смотрел только вперёд, и точно знал, что иду в верном направлении. Свидетелями моего одинокого путешествия были лишь вороны, медленно перелетавшие с памятника на памятник, или перебиравшие когтистыми лапами листву в поисках какой-нибудь пищи.

 

Пройдя еще немного вглубь по тропинке, я свернул налево, и пошел между могил. Вскоре я уже мог различить искомое надгробие. Пройдя еще несколько рядов могил, я остановился у небольшого постамента, со стоящим на нем Ангелом. Лицо его было белым и печальным, обрамлявшие его волосы волнами спускались на плечи и спину, одну руку он держал на груди, а во второй он сжимал младенца, укутанного в половину ангельского плаща, его крылья были аккуратно сложены за спиной. Ангел словно шел, казалось, он сейчас сойдет с постамента и бросится бежать, или взлетит в небо. Младенец положил свою маленькую курчавую головку на ангельское плечо, и крепко держался пухлыми ручками за объемные складки одеяния, его глаза были широко открыты, а полные маленькие губки сложены бантиком. Я вспомнил о надписи, которую не успел прочесть в своём видении, и опустил взгляд вниз. На гранитной ленте опоясывающей постамент наискосок было выгравировано: «Моей нерожденной любви…» Гробница была прямоугольная небольшая, такая, какие бывают на детских могилах, на ней золотом было выведено:

 

 

 

Нерожденный не выплачет слез,

 

А, проглотит свой крик, не начавшись.

 

И утроба истлеет для чад,

 

Дом без окон в молитве проклявшей.

 

Искривив свои губы в мольбе,

 

Мать не даст нерожденному имя.

 

Её шепот услышит во мгле,

 

Нечисть, ставшая нянькой в могиле.

 

Язвы кровью омоют тот плод…

 

 

 

Больше ни слова, ни имени, ни даты, ничего. Это привело меня в замешательство. Я не знал что делать с этой информацией, которая не продвинула меня в моём незнании ни на йоту. Всё больше запутываясь в лихой абракадабре слов, и ощущая себя дешифратором ДНК инопланетного организма, мне хотелось закопаться где-то рядом и заснуть мертвым сном, вот так же, без каких либо опознавательных знаков, имен и дат, вообще без ничего и только сыра земля сверху.

 

Пошарив по карманам, я отыскал в куртке небольшой блокнот и ручку. Присев на стоявшую рядом скамью, мелким разборчивым почерком переписал надгробный стих под названием «Моей нерожденной любви». Еще раз бросив взгляд на Ангела, обратился к своему за помощью, и уже собирался уходить, когда услышал за спиной треск сухой ветки, шорох листьев и шаркающую походку. Я обернулся, в трех метрах от меня находился человек. На вид ему было за тридцать, довольно потрепанного вида, в грязных джинсах, стоптанных ботинках и вязанной черной шапке, по походке и выражению лица было ясно, что он в достаточном подпитии. Увидев мою удивленную физиономию, мужчина остановился, вытаращил свои глаза и протянул нараспев: «Ба-а-а, кого я вижу! Полосатый, какими судьбами в наши ветхие трущобы?»

 

Пока я приходил в себя и тужился вспомнить видел ли я этого чувака когда-нибудь в своей жизни, и что его может со мной связывать, мой старый — новый знакомый подгреб поближе и протянул мне свою нечищеную, смердящую омулем с душком клешню со словами: «Ну, здоров, братан. Чо, как неродной!»

 

Я был словно в параличе, паралич в основном сводил мои челюсти, так как я не находил что промолвить, мысли жужжали в моей голове какую-то чушь и все разом. Пока я старался расслышать, чего я там надумал, мой ароматный друг, закончил свою тираду: «Не боись, обниматься сегодня не будем! Присаживайся, чувствуй себя как дома!» И с этими словами он буквально усадил меня на ту скамью, с которой я только что поднялся, и плюхнулся рядом, придерживаясь за моё плечо.

 

Наши взгляды встретились.

 

— Ну, что не узнаёшь что ли? — Протянул он, заметив моё кривое выражение лица. Я утвердительно кивнул.

 

— Вот-вот, так всегда! А потом удивляются, что их не слышат, помогать им не хотят, соломки дескать не подстелют, слово доброе на замолвят, душу грешную не спасут! Ну! Звал же только что… забыл? Ой, боюсь я тебя теряю!

 

С этими словами он трижды щелкнул пальцами у меня перед носом.

 

Я понимал еще меньше, чем до сих пор. У меня были кое-какие догадки, но произнести их вслух я не решался, уж больно кощунственными они мне казались. И я решил спросить в лоб: «Так, может, напомните кто Вы, и где мы с Вами могли встречаться?»

 

— Кто, кто? Конь в пальто! Ангел я. И с этими словами он стянул с себя шапку и погладил ладонью свой лысый череп.

 

— Что, удивлен!? Конспирация, сам понимаешь! Так, что там у тебя?… А то у меня времени маловато.

 

— Я как-то не так себе Ангелов представлял, уж перебрали-то с конспирацией… А звал, потому как, не знаю, что со мной происходит, и что мне делать, тоже не знаю. И почему я здесь?

 

— Ничто в жизни смертного не происходит просто так. Считай, что это испытание твоей воли. Не старайся вспомнить. Плыви по течению. Ты кость, выброшенная на доску жизни. Твоя судьба изменчива. Ты идешь вперед, но всё время возвращаешься. У тебя просто забрали твои привычки, и теперь ты не знаешь, как всё вернуть. Но, по сути, ты не нуждаешься ни в помощи, ни в подсказках. Когда поймешь зачем? Найдешь ответы на все свои вопросы.

 

— Зачем я здесь?

 

— А чтоб различить твои представления о реальности от реальности. Всё что ты видишь, картинка мира, кропотливо созданная людьми. Вот ты не помнишь кто ты, ты не знаешь каков этот мир и что находится за пределами этого мира. Ты движешься по наитию, знание приходит само по себе и тебе стало интереснее жить. Ведь ты не ждал моего появления, хотя и позвал меня, значит вера твоя недостаточна для чудес. А увидев, не узнал меня, потому как я отличаюсь от образа святого, от этой статуи со смазливым личиком и громосткими крыльями. Ах, люди, вы живете и умираете словно черви в банке, копошитесь день-деньской, скукой рождаете скуку. Круговерть вашей жизни — преодоление неудовлетворенности. Хроническая неудовлетворенность — ваше благословение и ваша Голгофа. Вы боитесь смерти, но на самом деле умираете каждодневно, просыпаясь по утру. А всё почему? Да потому, что вы не хотите быть хозяевами своей жизни, вы катитесь под гору от рождения, а у подножия по инерции перекатываетесь из стороны в сторону, словно в глубокой чаше, не в силах подняться, из малых преодолений рождая небылицы о величии своего рода.

 

— И в чем же смысл бытия?

 

— А зачем тебе искать смысл? Вместо того чтобы поверить в красоту мгновения из которого рождается вечность, просто точка. Вот, что есть по твоему отправная точка человеческого бытия: зачатие, рождение, сознание… Ты лишился своей истории, своей отправной точки и теперь не знаешь, куда тебе идти. А ведь отправная точка может быть везде, в каждом моменте твоего существования, и узор который ты сможешь нарисовать, из этой точки будет неповторим и уникален. Можно протянуть прямую, от момента рождения до момента смерти, но это лишь маршрут, который проходят все, и твоя задача сделать свой путь, как можно более удивительным и неповторимым.

 

— Скажи, как же ты можешь помогать людям, если настолько их презираешь?

 

— Я не презираю вас, я вас знаю лучше, чем вы знаете сами себя. Ваша неумирающая способность всё приукрашивать, перевирать, перекрашивать, кроить на свой манер и латать делает вас слепцами. Вы великие притворщики, умельцы, каких поискать, не замечать очевидных вещей, если эти очевидные вещи чем-то невыгодны для вас. Я просто наблюдаю за этим вечность, и меня не удивляет, что вы можете упиваться своим несчастьем так же самозабвенно, как петь оду любви.

 

— Пугает ли тебя что-нибудь? Или ты напрочь лишен всякого страха?

 

— Я не лишен страха, но лишен упрека. Я не осуждаю, но стараюсь быть честным с тобой — единственным человеком, который шагнул за границы своей обыденности. И хотя ты еще не понял, что произошло с твоей личностью, ты намного больше знаешь о себе сейчас, чем когда бы то ни было. А если честно, я боюсь, когда наблюдаю, но не могу вмешаться. Ведь задача моя — невмешательство, дать человеку реализовать свободу своего выбора. А человеческий выбор редко бывает правильным, потому как человек не свободен от своих предубеждений. Стать свободным — значит перестать быть своим врагом! Тот, кто живет по наитию, свободен, ибо следует велению своего сердца, но не слепой рассудочности трезвого разума. Сознание — человеческая тюрьма. Моментальность жизни — возможность освобождения. Но, освободиться — не значит стать счастливым. Свободный, движется путем озарений. Свобода выбора — это выбор быть не свободным. Свобода от выбора — единственный вариант, который не освободит. Тот, кто выбирает — загоняет себя в рамки невозможности иной возможности кроме выбора.

 

— А свободен ли ты?

 

— О, как я могу быть свободен, если я вне жизни?! Я заперт. Я на посту. Я не существую, если ты в этом не нуждаешься.

 

— А я, сегодня, такой как есть теперь, свободен ли я?

 

— Чтобы стать свободным нужно постоянно пребывать в желании, быть через осуществление истинного желания, и желать, по настоящему — быть, существовать, реализовать свою самость. Свобода вне инстинктов (то есть, например, ты свободен даже умереть, наплевав на инстинкт самосохранения). Свобода вне страха, свобода не в подчинении и не в рабстве, она не разделяет людей по половому признаку. И конкретная ситуация дает возможность ощутить ее каждому, отнюдь не абстрактно! Ты в поиске, а значит, не свободен. Ответь себе, чего ты желаешь больше всего сейчас?

 

— Свободы от желания стать никем. Я могу себя видеть, ощущать, слышать свой голос, рождать мысли в своей голове, но я не знаю себя, и не знаю, зачем всё происходит именно так. Я нахожу подсказки, но кто их даёт мне? Ты?

 

— Нет, не я. Когда найдешь, подсказчика, найдешь и себя. Пока ты только тень. Проекция человека. Стало ли тебе легче от этой правды? Уверен ты скажешь сейчас: «Не верю…» Ладно, пойду я. Мы еще встретимся, если ты этого пожелаешь. И старайся не удивляться, если не увидишь меня таким, как сейчас.

 

С этими словами он встал, и пошел не оглядываясь прочь, шаркая ногами, цепляясь за оградки, и вскоре испарился в тумане, словно его и не было.

 

Мне стало бесконечно одиноко без моего странного знакомого. Но я верил. Теперь, я понимал всё явственнее, что не могу быть уверен ни в чем, кроме того, что я потерялся в этом мире не случайно, и если ЧЕГО-ТО не хватает для того, что бы СТАТЬ КЕМ-ТО, я найду это ЧТО-ТО, чего бы мне это не стоило.

 

продолжение следует...