Журавлиная наука

АНГЕЛ

 

Н. П.

 

Ты вся горишь, как зимняя звезда,

летящая с небес простоволосой.

Ещё идут куда-то поезда.

Но кажется, до ближнего откоса.

 

А я иду в соседний магазин

и по пути домой зайду в аптеку.

Куплю вино, картошку, аспирин,

тот минимум, что нужен человеку,

 

не ангелу, чья призрачная плоть

просвечивает сквозь твою сорочку,

которого тебе не побороть

ни с помощью моей ни в одиночку.

 

ИЮЛЬСКОЕ УТРО

 

Волчья сныть, лебеда, над рекой

ни муссонов тебе, ни пассатов.

Облака. И нездешний покой,

словно в песне парней волосатых.

 

Словно летнее утро свежа

и алее рассвета в июле,

кровь тихонько стекает с ножа.

Это местные гостя пырнули.

 

ЖУРАВЛИНАЯ НАУКА

 

Смешные, в халатах забавных,

жрецы журавлиных наук,

ловили движением плавным

печальный курлычущий звук,

 

и ловко вдевали в наречье,

как нитку вдевают в иглу,

невзгоды свои человечьи

и птичьего разума мглу.

 

Я вижу сквозь те же ресницы,

да вот, рассказать не могу,

как пляшут чудесные птицы

на синем цинхайском снегу,

 

а только звеню наудачу,

как будто мы все вам должны

осколков фарфоровых сдачу

с фарфоровой вашей луны.

 

ПАРТИТА

 

Н. П.

 

Меж своих бла-бла-бла разрыдавшись, скажу

о сиянье, стыде и неволе,

потому что партита идёт по ножу,

и при этом — не морщась от боли.

 

У неё на лице — только очи одне,

а в очах — ничего, кроме света.

Хорошо бы проснуться на утреннем дне

совпадающих Леты и лета.

 

Чтоб услышать оттуда воркующий звук

голубей, воркование клавиш,

чтобы выронить нож этот самый из рук.

И понять — ничего не исправишь.

 

ПРЕКРАСНО

 

Не говори, что жизнь — оно.

Всё состоит из светотени,

и можно долго пить вино

в душистых сумерках сирени.

 

И поднося его ко рту,

быть просто некой частью мира.

Впадает вечер в красоту,

течёт в пещеру Альтамира.

 

И словно звери на стене —

их зачарованная охра,

проплыли где-то в стороне

ночные мушкетёры ВОХРа.

 

Фонтаном подымая пыль,

похожий взглядом на оленя,

проплыл большой автомобиль

ментов седьмого отделенья.

 

Всё лишь теперь и навсегда,

и потому пройти не сможет

Венеры синяя звезда,

пушок на загорелой коже,

 

и ветер в уличной траве,

цветочный обморок сезона —

всё, что давным-давно в Шове

писал охотник на бизонов.