Почудятся мне нотки кардамона...
Почудятся мне нотки кардамона,
В осеннем, пряном запахе листвы.
Остались в прошлом молнии и громы.
А лета отголоски так остры.
В ажурном, золотистом перелеске,
Листва исполнит медленный фокстрот.
Тропинки вьются узким арабеском,
Петляют, уволя в янтарный грот.
Укрылись рощи яркою накидкой.
В наряде из мерцающей парчи.
И, словно выткан солнечною ниткой,
О чём-то лес тихонечко ворчит...
И вдруг листы, набухшие от влаги,
В порывах ветра, сложным виражом,
Танцуя, как умелые стиляги,
Прольются позолоченным дождём.
Захочется вдруг с клином журавлиным
Под нежность расшалившихся ветров,
Тепло оставив в лете паутинном,
И мне взлететь осеннею порой.
Наполнив душу трепетною грустью,
Сорвавшись с веток, кружится листва.
И падает под ноги с тихим хрустом,
И, словно шепчет нежности слова.
В осеннем, пряном запахе листвы.
Остались в прошлом молнии и громы.
А лета отголоски так остры.
В ажурном, золотистом перелеске,
Листва исполнит медленный фокстрот.
Тропинки вьются узким арабеском,
Петляют, уволя в янтарный грот.
Укрылись рощи яркою накидкой.
В наряде из мерцающей парчи.
И, словно выткан солнечною ниткой,
О чём-то лес тихонечко ворчит...
И вдруг листы, набухшие от влаги,
В порывах ветра, сложным виражом,
Танцуя, как умелые стиляги,
Прольются позолоченным дождём.
Захочется вдруг с клином журавлиным
Под нежность расшалившихся ветров,
Тепло оставив в лете паутинном,
И мне взлететь осеннею порой.
Наполнив душу трепетною грустью,
Сорвавшись с веток, кружится листва.
И падает под ноги с тихим хрустом,
И, словно шепчет нежности слова.
