Аctus fidei
- Во Мне пребудьте и Я в вас.
Как ветвь сама собою не приносит
плодов живых, коль от лозы
она отпала так и вы,
когда от Моего начала отделены.
Я есмь лоза!
Паветия,
те, что во Мне не пребывают
вон извергаются и падая тщетой
гниют, скорузнут, засыхают.
Такие ветви собирают
и предают огню.*
- Огня! Огня!
Сжечь семя аггела!
***
Эх, бедный Иоанн,
как мог ты знать,
что быть тому призваньем
служить теодицеей наказанью
и стать преддверьем изощренных мук
не в чем невинных? Черни ли досуг,
постигнуть суть рацей твоих премудрых?
Внимай же пастырь,
как из чрев орудных
ревет:
Огня!
Огня!
Огня!
Толпа шалела.
Тот, кто у столба
еще недавно воймовался речью
каноника, обличьем человечьим
теперь нищал в предвкусии зловоний
горящей плоти. Спазмы кататоний,
как демоны из дромосов геенных
охватывали души благоверных
апологетов зрелищ Арбуэса.
О Боже!
Пораженная абсцессом
свирепствовала в шабаше безумном
Христова вера и в чаду отрутном
ее жестокости, сакральные заветы
похоже прокляты.
О Люди, вы ли, это?
Капитула коллегиант смиренный
вновь поднял руку этим дав понять,
что требует безмолвия народа.
- Согласно нравам и порядкам Арагона,
Святой отдел расследуя деяния
сей знахарки, что нами обвиняема
в греховной ереси, её вину дознал,
но, все же, Пресвященный трибунал
постановил: - Прощенною быть может,
коль кто из вас порукою поможет
вернуть заблудшую обратно в церкви лоно.
Толпа немотствовала озираясь злобно
по сторонам в порыве разорвать
любого, кто осмелится сказать
хоть слово в оправдание несчастной,
любого, кто взирает безучастно
на утоленье люмпенских страстей.
- Жечь ведьму! Сжечь её скорей! -
прервав свое молчанье возопила
галавера. Неистовая сила
ее интенции феерии кровавой
вкушать плоды, жестоко убивала
спасенья эфемерную надежду
обряженной в позорные одежды
урочной жертвы.
А среди порока
безумствующих скопищ одиноко
в своей понурости лишь человек один
стоял недвижимо.
- Смотрите! Это сын…
Сын ведьмы! Отпрыск Сатаны! -
вдруг кто-то из лютующей толпы
воскликнул.
- Сжечь и сына нужно!
И лапы черни потянулись дружно
к тому, кто в трепете не мог пошевелиться.
Со всех сторон уродливые лица
брызжа слюною бешеных собак
вселяли ужас льдистый.
Дар иссяк, что-либо говорить
и он, зажмурив веки
являл себе, как получеловеки
несут его в пылающий костер.
А из глубин души наперекор
тем страхам, что сознанье затмевали
звучали голоса. Они взывали:
- Не бойся их! Замолви слово, сын,
в спасенье матери!
Решайся! Ты один
её лишь в силах уберечь от наказанья.
Но тот молчал и словно на закланье
оброчный агнец духом истощал.
Что может быть сильнее в мире этом,
чем матери любовь? Каким заветом
предрешена её святая суть?
Едидья* знал!
Недумствуя ничуть
и ныне мать покровою незримой
чувств подлинность окутав отвратила
опасности от немощного чада:
- Не мой сын это! Женщина кричала
в жерлину новоявленного вира.
Толпа в недоуменье отступила
от юноши пытаясь уяснить
в чем страх его тогда? Какая выть
заставила стоять в оцепененье
и ждать расправы лютой?
На мгновенье
он, кажется, вернул себе сознанье
и заорал, как будто в доказанье
окружию невинности своей:
- Сжечь еретичку! Сжечь скорей...
и вновь умолк, потупив в землю взор.
Викарий оглашавший приговор
взмахнул рукой, подав условный знак
фра-редемптóру и немой мастак,
заплечных дел верзила хладнокровный
хватил за волосы, да поволок к жаровне,
уже Ничто.
Скопленье ликовало!
Отребье праздное, что впору занимало,
припасши снедь, обзорные места
округ кострища, ждало мук предсмертных,
агоний извивающейся жертвы,
чье тело будет полымем костра
сжираться мерно, исподволь, томлёно.
И вот, коснулся витень осмалённый
поленницы. Понёсся по клетям
огонь все выше к столбовым цепям
в объятиях которых онемело
доволи дыбою истерзанное тело,
что стало приношеньем для него.
А чернь граилась словно воронье
над падалью трапезничать желая.
- Колдунья сжарилась?
- Нет-нет, еще живая!
- Отколь в ней силы?
- Нежить, не иначе!
- Я слезы вижу, гляньте, ведьма плачет!..
***
Она сгорела, не издав ни звука.
Толпа негодовала, будто мука
от жил взорвавшихся её не уморила.
А может быть, несчастную убило
страданье сущности совсем иной?
Кто мог бы знать – не знает.
Со слезой её последней тайна испарилась.
Примечания:
Церковь оправдывала правомерность применения казни еретиков через сожжение на костре словами из Евангелия: «Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нём, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин 15:4.6).
Едидья* - одно из древнейших имен царя Соломона.
