Смерть

Лешка был один, он был последним. Ствол пулемета раскалился так, что казалось струился не только горячий воздух над ним, а весь мир плыл и плавился перед глазами. Он понимал, что этот от усталости. Алексей не знал, сколько у него осталось патронов, он не знал, имеет ли стратегическую важность эта голая высотка посреди степи. На него шли и шли фигурки в чужих серых мундирах, они шли на его землю, и он стрелял, старательно подводя мушку под эти фигурки на склоне.

- Вот вам, вот, вот, - шептал солдат, нажимая на спусковой крючок. – Пока я живой, никто не пройдет.

А потом замолчал пулемет, и он стал искать полный диск. Все были пустыми, легкими. И тогда в душе закипела обида. Как же так, он еще жив, а врага так и не остановил. Так не правильно. А потом Лешка увидел свою последнюю гранату. Он еще вчера аккуратно завернул ее в шинель и спрятал в нишу своего окопчика, чтобы ее не засыпало землей. Он взял ее двумя руками и прижал к груди. Вот так лучше.

Но тут снова землю стали сотрясать взрывы, снова по его позиции била вражеская артиллерия. Земля прыгала и плясала под ним, а он все прижимал к груди последнюю гранату, боясь выронить ее. Сейчас кончится обстрел, и они полезут снова. И тогда он бросится на них, выдернув чеку.

Взрывом Алексея подбросило в воздух, и на миг он потерял сознание. А может быть не на миг, а на несколько часов. Он не помнил, как упал на землю, он не чувствовал боли. Был только отчаяние, что в его руке нет той последней гранаты и ему нечем в последний раз сразиться с врагом. Отчаяние, обида на себя. А потом умирающий солдат увидел ее.

Она шла среди развороченной земли, как и положено в черном плаще до пят, скрывающем ее фигуру. И капюшон скрывал ее лицо. Лешка понял, что это смерть. Значит, я умер. Он смотрел и ждал, когда она подойдет к нему и остановится, заглядывая ему в глаза. Он удивился, потому что на него смотрело прекрасное девичье лицо.

- Ты смерть? Ты пришла за мной? – прошептал молодой солдат одними губами, но она его услышала. И неожиданно для себя он добавил. – Ты красивая. Я думал ты другая.

- Я у каждого своя, - ответила Смерть, не открывая рта.

- Сейчас ты меня заберешь, - снова сказал Алексей. – Жаль. Я не смог сделать больше. Только это.

- Нет, не заберу, - ответила Смерть, и ее капюшон качнулся из стороны в сторону. – Ты слишком велик для меня.

- Велик, - поморщился он. – Всего 170 сантиметров.

- Я говорю о величии духа. Здесь не я решаю.

- А кто? – удивился солдат.

- Он, - просто ответила смерть и пошла дальше.

Алексей повернулся и стал смотреть, как черная фигура спускается по склону, подходит к каждому из убитых вражеских солдат и заглядывает им в лица. И он понял, что это уже не красивая девушка, что по склону идет сгорбленная безобразная старуха, с растрепанными волосами и злыми глазами. И от ее взгляда корчились тела мертвецов. Потом наступила темнота. А в медсанбате пожилой хирург в очках с толстыми стеклами курил глубокими затяжками папиросу, удерживая ее хирургическим зажимом, чтобы не менять стерильные перчатки. Короткий перекур и снова операция, операция, операция.

- Вы не поверите, - говорил он молоденькой санитарке, развешивающей на просушку выстиранные бинты, - я из него извлек, чуть ли не килограмм осколков, он потерял столько крови, что по всем законам должен был умереть еще несколько часов назад. А он живет. Представьте себе, сердце не перестает биться. Не перестает и все тут! Какой организм! И ведь выживет же!

И хирург, бросив окурок в ржавое ведро, вернулся снова в хирургическую палатку. А санитарка повернула свое красивое лицо ему вслед и улыбнулась.

- Это не нам решать! – сказала она, даже не шевельнув губами.