Пилот
Человек, несущий в дырявом кармане дом.
И кривая повозка, в неё впряжены семь чертей.
Его повозка, но он поодаль идет пешком,
Она отрезана от его духа острой прямой чертой.
Везущая мёртвые брёвна упряжка его страстей.
И безликий погонщик транспонирует их, как дьявол,
Чтоб они оказались в одной вселенной, одной прямой.
Как Дон Кихот он врезается в толпы условных правил.
А брёвна – боги. Срублены. Поверженных тел не счесть.
Кто-то сжигает в огне своей страсти, и дым их душит.
Кто-то вбивает как сваи, строит дом, забор или крест.
Но мой карманный дом... Мне нужно вбить их в душу?!...
Кто же сожжет своим жаром весь этот мёртвый хлам,
Чтобы из брёвен да хижин остался лишь дым да пепел?
Кто на нем вычертит своим посохом гимн богам,
Чтобы те проросли как лес, на смену погибшим прежним?
Водородная дева, взрывная фея чудесных птиц
Несет на ниточке прекрасный опасный воздушный шар.
А воин, идущий из мертвого тела, упавшего ниц,
Везёт на ниточке старый, гремящий и ржавый танк.
Над шаром бьются и харкают кровью ангелы,
Война за рай, и ад проявлен, всё небо гудит в огне.
На танке реки, паутинками сверкают мандалы,
И лес растет на слое дёрна и земли на его броне.
Танцует фея, словно снег её укрывает пепел.
Волшебный мир сгорел, истлел и сгинул не за грош.
Взорвался шар, и ангелы углями пали с неба.
И черти понесли, но погонщик безжалостен и хорош.
А тот, кто поодаль, тот, кто отрезан сожженным небом,
В карман опускает руку, засеивать пеплом свой старый танк.
И молится мой танкист, и упорно шагает следом.
- Ты тут, моя верная святая пустота?
- Я здесь, я с тобой, – молчит она.
Навсегда.
Ничья.
