МАНЁВРЫ 17

…тягач опрокинул быт, замыкая травы

сургучом колеса – за́мер, осел, притих;

мы здесь – саранча. Но, старшие наши пра́вы –

отеческий долг заставил сюда прийти.

Сытый локатор, конвульсия низкой цели,

арабская цифра вьётся ужом в часах, –

двигаясь маршем мы, кажется, повзрослели.

И верим теперь во взрослые чудеса.

 

Ветер дышит в курай. И, окропив равнину

смехом сапсана на партитуре зари,

гонит в беззвездие облачности рванину,

и бранью славянской над ковылём сори́т.

…отданный нам приказ – исповедь инородца.

Сутулый язычник внемлет ей – со слезой,

не усекая, – за что ему честь бороться

с химерой брони, – уж лучше хлыстом с козой…

 

Сколь же он прав – в недалёком кощунстве данном;

веришь ему, что истине… Вот – собирай

мелочь страниц, и пакуй её чемоданом,

тем распрямляя двойную свою спираль.

И не икона, но – грубый лубок портрета

вытравил комнату в душный музейный зал;

тени длинны, подрагивает сигарета

и страшное утро смотрит тебе в глаза.

 

* * *

 

…рос ли тиран златоустом (сиречь – поэтом),

грезил Колхидою и золотым руном?..

Кто мы такие, чтоб сально судить об этом –

пыль на восходе, взъярённая табуном,

тень на закате – от тонкого стебля злака;

вещь, множа смерти, тянет с собою творца.

…пуск состоялся и бедный дикарь заплакал,

глаз проклиная, что всё это – созерцал.

 

…только теперь, уходя ещё дальше в степи,

наш караван из рептилий, несущих боль,

сделался точкой. И ужаса меры степень

можно означить сухого песка щепо́й.

Ты не заметишь, как небо капкан смыкает, –

избавь тебя бог – глядеть на горгоний лик!

…цель озверела. И прошлая жизнь стекает

пресною кровью в бездонный сосуд земли.