Синие тучи на чёрном...
* * *
Синие тучи на чёрном – душа?
Сегодня вдруг? в сумерки – острая тоска: серые тучи, серая Волга, ветер, хлопки одежды, голый кусок пространства. За жёлтыми окнами возможна ли радость? Тоска, нет дома, нет ничего, только жизнь, вот она в этот вечер. Её можно тронуть руками, просипеть простуженным горлом. Зажгли фонари, стемнело, стало легче.
Вспомнила как в детстве стояла и думала: смерть – не увидеть больше рассвета, не вдохнуть. Просто и страшно.
Разве можно жизнь свести к внешнему? Разве можно клясть жизнь, когда это только рассветы, небо и всё, к чему можно лететь?
Путаюсь в чужих понятиях о жизни. Боюсь подумать о том, что мне на самом деле нужно.
Лермонтов искал смерти. Такая большая, бессмысленная жизнь. Такая короткая и большая по своей пустоте, по заполнению этой пустоты, по непониманию её, жизни, непониманию с рождения в силу своего демонического дара любить смерть. Дара глубокого, как и всё на Земле, превратившегося в глупость. Потому что нельзя не быть смешным, не стесняться высоких чувств, не проводить время жизни бесцельно.
Смерть – чистота, любовь к ней – поиск предела бессмысленности, поиск того, что лежит за тобой, вне тебя. И всё, всё вдруг оказывается за тобой. Всё, что не сделала рука, не додумал мозг и то, как лежит твой родной труп всю ночь в дожде, на дороге. Это свобода, это законченность. Здесь, и ни днём, и ни местом позже. Никакого «до завтра».
История есть. Пока живо событие – неделя, год – это событие. И в то же время событие - это нечто застывшее во времени: здесь и сейчас, погружение в него здесь и сейчас. И никто не знает, что это уже история.
Смерть как неузнанное завтра.
(2002)
Синие тучи на чёрном – душа?
Сегодня вдруг? в сумерки – острая тоска: серые тучи, серая Волга, ветер, хлопки одежды, голый кусок пространства. За жёлтыми окнами возможна ли радость? Тоска, нет дома, нет ничего, только жизнь, вот она в этот вечер. Её можно тронуть руками, просипеть простуженным горлом. Зажгли фонари, стемнело, стало легче.
Вспомнила как в детстве стояла и думала: смерть – не увидеть больше рассвета, не вдохнуть. Просто и страшно.
Разве можно жизнь свести к внешнему? Разве можно клясть жизнь, когда это только рассветы, небо и всё, к чему можно лететь?
Путаюсь в чужих понятиях о жизни. Боюсь подумать о том, что мне на самом деле нужно.
Лермонтов искал смерти. Такая большая, бессмысленная жизнь. Такая короткая и большая по своей пустоте, по заполнению этой пустоты, по непониманию её, жизни, непониманию с рождения в силу своего демонического дара любить смерть. Дара глубокого, как и всё на Земле, превратившегося в глупость. Потому что нельзя не быть смешным, не стесняться высоких чувств, не проводить время жизни бесцельно.
Смерть – чистота, любовь к ней – поиск предела бессмысленности, поиск того, что лежит за тобой, вне тебя. И всё, всё вдруг оказывается за тобой. Всё, что не сделала рука, не додумал мозг и то, как лежит твой родной труп всю ночь в дожде, на дороге. Это свобода, это законченность. Здесь, и ни днём, и ни местом позже. Никакого «до завтра».
История есть. Пока живо событие – неделя, год – это событие. И в то же время событие - это нечто застывшее во времени: здесь и сейчас, погружение в него здесь и сейчас. И никто не знает, что это уже история.
Смерть как неузнанное завтра.
(2002)
