Мичман Лямо

Мичман Лямо.
Командир нашей музкоманды, мичман Альбицкий, спонтанный гений всех наших дел, курил с нами редко. Вообще-то он не курил. Просто, иногда, мог остановиться и чего-нибудь рассказать, когда курим мы. А, так-то, он пел и его классический хоровой баритон, особенно по утрам, когда его вахта, поющий команду: «Команде подъем, на зарядку строиться», – на мотив «…Люди гибнут за металл, сатана там правит бал», – достоин, быть упомянутым в анналах истории.
В тот раз гений его остановил по поводу мичмана Лямо: флегматичного ингерманландца, маленького роста, с интеллигентным лицом, спокойным и молчаливым, как все «ландцы». Мы не знали, где он служит. Знали, что складских дел мастер, но мы – из других служб. Так вот, глянув на пробегающего мимо Лямо, Альбицкий и говорит.
- И чего только с людьми не бывает. Вот, к примеру, мичман Лямо. Художественным фото увлекается и, поэтому политотдел его периодически просит сделать снимки разных мероприятий для отчетов, а он и соглашается. Несколько лет назад, на праздник Севера, около Алеши (памятник Воину - освободителю в Мурманске) послали по просьбе аж… (начальства большого). Поначалу было все нормально, бегает тихонько по сугробам, щелкает аппаратом. Народу кругом, понятное дело. Но в отделе забыли сказать, что будут бросать парашютистов для куража из морпехов. Он в суете да спешке самолета – то не заметил, музыка, еще, да, и парашютисты, те, вообще, беззвучно. Ну и накрыло, как потом выяснилось, сразу двумя куполами. Народ же пошумел, пошумел, попраздновал и стал расходиться. А наши-то, которые обеспечивали, хвать - похвать, ехать надо, а Лямо нет! Доложили о пропаже мичмана оперативному дежурному, мол, был, но куда-то делся. Ночью, полвторого, звонок из части морпехов.
- Мичман Лямо – ваш?
- Да, что случилось?
- Нашелся в машине, среди парашютов, фотоаппарат и документы при нем.
- Живой?
- Угу, и даже очень здоровый.
А поутру Лямо рассказывает.
- Оказывается, если парашютным куполом накрыло, ори не ори, как в унитаз: все заходит – ничего не выходит, а тут двумя сразу, - народ давай уточнять: «что – унитазами?». Нет, говорит, куполами. А эти, придурки усердные, так их, наверное, учили, давай гасить купола, за стропы дергают, подрезают и я, как тот кролик, даже мяукнуть не успеваю; закатали, замотали и баиньки в кузов. Одно хорошо, тепло, но скучно. А ночью-то, сплю, вдруг разматывают и, на тебе, мичман нарисовался. Еще и сонный…
Альбицкий помолчал, подождал, пока успокоимся и продолжил.
- Но творческую жилку у народа не перебить. У Лямо потом, как – то сразу еще два анекдота случились.
И замолк, задумавшись. Мы ждем. Потом, осторожно так, подъехали: «А какие анекдоты?».
- Мы же живем в двухэтажных домах, а там система, четыре квартиры на одном этаже и в каждой по одной голландке (печки такие) стоит. Так вот, у него она дымить начала. Он с соседями обсуждать, а кто-то взял, да и посоветовал, мол, к водолазам подойди, они направленные взрывы хорошо рассчитывают. Так рассчитают, что хода продует, а печка целая! Тот, обрадовался, на печнике-то экономия!, и быстро, быстро-то как!!, - бегом к водомутам. Там люди понимающие, заставили чертеж печки с размерами внутренних ходов нарисовать. Он чумазый, с чертежом прибегает, а те ему навешивают аммонала строго по расчету и взрыватель дистанционный дали. Сказали, чтобы отошел подальше, когда взрывать будет. А он не послушал, и стал напротив дверцы печки, только к окну отошел, и нажал кнопку. А водолазы не учли, что чугунная дверца голландки на растворе закреплена слабенько и чугунину вырвало. Дверца плавненько взлетает, тормозится об Лямо и они, разбив окно, дружной стайкой приземляются в сугроб под окном. Повезло, что только грудину ушиб о дверцу и ничего не порезал, не сломал.
Печку раздуло сантиметров на пять, печника все равно пришлось вызывать, комбриг прознал и накрутил хвоста водомутам за такие расчеты, тем более безобидным складским работникам, и им пришлось проходить переаттестацию вне очереди.
- А потом, что случилось, - спросил я.
- Эпопея… Только у него с печкой наладилось, так конец марта же, кошка соседская загуляла, каждую ночь концерт на лестничной площадке. В одну прекрасную ночь он проснулся, рассвирепел, схватил щетку и выскочил на площадку в одних трусах. Кошки брысьнули, а Лямо, пока щеткой махал, дверь отпустил и она захлопнулась от сквозняка. И понял, что попал… Жена у Лямо очень ревнивая, весь гарнизон знает. А на улице -40, из соседей: двое в море, а с третьим Лямо не разговаривал. Через дорогу же, напротив его дома, были казармы танкистов, их сейчас уже тут нет, до них метров шестьсот. Вот, дневальный ночью слышит, что кто-то стучит в дверь, выходит. А за дверью – Лямо, молча его отодвигает, синий, в одних трусах бежит по коридору в красный уголок и бегает вокруг бильярдного стола. Дневальный подумал, что у человека снесло крышу, будит дежурного, тот в дежурке спал. Оба идут и тормозят Лямо. Он им говорит, что замерз. Тогда дежурный принес свое одеяло, чьи-то тапочки и Лямо, наконец, успокоился под ним.
Когда уяснили, что произошло и надоело смеяться, придумали план, как быть с женой.
Пошел Лямо в одеяле с дежурным к своему дому, поднялись на второй этаж, выкрутили лампочку на площадке, а Лямо встал сзади своей двери. Дежурный постучал, жена мичмана открыла дверь.
- Кто тут?
Дежурный: «Это ваши соседи снизу, у нас авария и нет света, не могли бы дать фонарик, сейчас сделаем, отдадим». Пока жена ходила в комнату за фонариком, Лямо проскользнул в дверь, захватив щетку, пробрался в туалет и там затих. Жена выходит с фонариком, а никого и нет. А одеяло с тапочками дежурный с собой забрал. Так-то, вот, с этими женами.
Вспоминая эту историю, каждый раз удивляюсь, как внешность бывает обманчива.