Птицы на крыше

Бабка Саня в высотке у тётки теперь доживает,

а меня до окраинных улиц дорога ведёт –

где дома с дымоходами, вишни, калитки, сараи

и заброшенный, сором поросший ремонтный завод.

 

Санин двор не пустует, хозяйство ведут квартиранты,

но все грядки не так, и забор непривычно белёс,

а в открытом окне чуть колышется тюль сероватый,

и глядит на меня, как хозяин, породистый пёс.

 

А у бабки моей не бывало собак – только кошки,

только стайки цыплят и дурная коза Сулико.

Помню, мама подбросила Сане меня «на немножко» –

детям нужно играть, кушать яйца и пить молоко.

 

Бабка долго учила меня ничего не бояться

и протягивать ловко в иглу наслюнённую нить.

Не ругала за шалости, двойки, фингалы и кляксы,

но стегала лозиной, узнав, что умею курить.

 

Присмотрела давно себе Саня на кладбище место

возле блудного мужа и мамы несчастной моей –

пили горькую порознь, а умерли чуть ли не вместе.

бабка их навещала, бубнила: скорей бы, скорей.

 

А теперь Саня ходит согнувшись и будто на лыжах,

и подолгу сидит у окна, самоваром звеня,

улыбается синему небу и птицам на крыше,

и не помнит ни мужа, ни дочек, ни даже меня.