Комендант общежития частной фирмы "СЕВЕРБЛУДСТРОЙ" Фёдор Офонарелов, разгорячёно-возбуждённый от предвкушения ожидаемого удовольствия, выскочил из возглавляемого им учреждения на улицу.

Мороз несколько упал, было не более тридцати градусов. В ярком свете уличного фонаря радужно переливались кристаллики дрожащей в порывах ветра измороси. Дышать на морозном ветре небезопасно, и Офонарелов тут же поднял воротник дублёнки. Охранник общежития Павел Бугров, очищавший широченной лопатой тротуар от сухого, скрипящего под ногами снега, с не менее широкой, чем лопата, улыбкой повернулся к Офонарелову.

- Значит так, Бугров, - доверительным тоном проговорил Офонарелов, подмигнув охраннику. - Пойду проведаю одну знакомую, ненадолго. Если будут звонить и спрашивать меня - говори как обычно: вышел по делу, не нашёл, перезвоните позже. Позвонят после двадцати двух - говори, мол уже спать лёг,

спроси: что передать?..

- Понятно, Михалыч, сделаем.

А с лампой что, Михалыч? Лампу ты так и не дал, темно в туалете, сутки уже. Ропщут ребята.

- Эк... Ладно, до завтра отложим, возвращаться не хочу - не повезёт. А вон и автобус! Всё, я побежал, лампа - это мелочь! Придумай что нибудь... Пока!

Офонарелов резво побежал к находившейся неподалёку остановке. Бугров крякнул и пошёл ко входу в общежитие.

Десятка полтора работников фирмы толклись в коридорчике возле дверей помещения охранника и зала столовой в ожидании ужина. Находящийся среди них здоровенный парняга - каменщик по фамилии Кувалдин - подошёл к Бугрову и приглушённо спросил:

- Слышь, охрана! А как с точки зрения службы безопасности: сколько необходимо затратить времени, сил и средств, чтобы заменить перегоревшую лампу в туалете? Я с трудом нахожу в темноте свою ширинку...

О Кувалдине говорили, что нередко прочность кирпичной кладки он проверяет ударом кулака, и что далеко не каждая кладка такую проверку выдерживает. Поэтому с Кувалдиным старались не конфликтовать, так же повёл себя и Бугров.

- Да, комендант знает о том, что в туалете света нет. По-моему, он распорядился и лампу в туалете поменяли, - соврал Бугров, честно глядя в глаза Кувалдину.

В эту минуту открыли дверь в столовую и все заторопились в зал. Вкусно пахло жареной рыбой, но Бугров отметил про себя: ПАХЛО ЖАРЕНЫМ.

Бугров включил телевизор и устроился на стуле у окошка дежурки, выходившего в коридор, ведущий к парадному общежития. Через несколько минут те, кто уже поели, выходили из столовой и проходили мимо окошка дежурки к лестнице, ведущей к жилым комнатам на втором этаже. Постепенно все разошлись и наступило любимое Бугровым время затишья. Теперь Павлу необходимо было проследить за тем, чтоб никто из проживающих не приложился к спиртному, ибо в таких случаях события в общежитии часто проистекают совершенно непредсказуемо. По телеку начиналась уже "Вечерняя сказка", и в это время...

В это время Кувалдин, выпивший в течение дня несколько бутылочек пива, решил отправиться в туалет. Переступив порог туалетной комнаты,

Кувалдин подскользнулся на мокром кафельном полу, чудом удержавшись на ногах.

- Тра-та- та- та та-та, та та-та та! - начал Кувалдин с распространённого гневного восклицания, в котором самым литературным сочетанием было "...вашу мать!", - Света нет, пол мокрый!.. Ну, суки, - никому ничего не нужно!..

Лампа дневного света издевательски подмигивала Кувалдину. Даже нет - не подмигивала, а изредка приоткрывала свой глаз: на счёт "один" - горит, а на счёт "Два, три, четыре" - дудки! От этого по туалету шастали неверные тени, начинала кружиться голова, и без того несовершенная после выпитого пива.

Первая кабинка оказалась занятой. Из звуков, доносившихся из второй кабинки, Кувалдин сделал заключение, что она сейчас освободится: там уже скребли рукою по двери, отыскивая щеколду.

Общежитие было блочным, из дерево-стружечных ламинированных плит, рассчитано на проживание восьмидесяти человек по два человека в комнате. Но сейчас в общежитии проживало людей вдвое меньше, поскольку зимою на Севере объёмы работ сокращаются. Однако и для сорока человек один туалет на два посадочных места, или "очка", - не лучший вариант, особенно по утрам, когда нужно быстро умыться, одеться, поесть, а если повезёт, то и оправиться. Но в общежитии три из четырёх туалетов были закрыты на ремонт уже больше месяца, а два оставшихся "очка" разделить на сорок человек... два - на сорок... получается то ли ноль целых пять сотых унитаза на задницу, то ли наоборот - не важно, всё равно получается мало.

А тут ещё "морской синдром" - так называл некую психическую болезнь от примелькавшихся лиц прораб Чикин. Это как в море, в дальнем плаванье - одни и те же рожи каждый день и каждую ночь! Надоедает до такой степени, что здесь, на Севере, в некоторых незрелых и слегка отмороженных головах начинают закипать мозги. А тут ещё история с этой иллюминацией в туалете! Короче, мозги Кувалдина не то что закипели, они наполовину выкипели!

И вот тут-то открылась дверь кабинки, и в полумраке Кувалдин скорее узнал жалкое подобие силуэта, чем увидел, плотника Зюкина. Тот страдал близорукостью, но был сейчас, кажется, без очков, поэтому продвигался к выходу их туалета как крот, разгребая перед собою руками не землю, а спёртый воздух.

- Мелкий, зараза, а гадить любишь! - рявкнул Кувалдин и шагнул в кабинку. Закрыв дверь, Кувалдин торопливо расстегнул ширинку и попытался сосредоточиться над унитазом. Даже блики света из-за двери в кабинку почти не попадали, поэтому создавалось впечатление, что унитаз в такт бликам света делает танцевальные па.

"Может, по-женски попробовать?" - подумал Кувалдин, но тут же эту мысль отбросил: даже во мраке на унитазе просматривалась сидушка, наверняка грязная и мокрая в условиях светового беспредела.

Кувалдин уже писал, но облегчение не приходило: он чувствовал в себе нарастание совестливого гнева, поскольку он попадал, кажется, не совсем туда, куда нужно, а, может быть, совсем туда, куда не нужно... Ему даже померещилось, что унитаз смеётся над ним, щеря свои давно не чищенные фаянсовые зубы в широко открытой зловонной пасти. Как бы там ни было, Кувалдин чётко осознал, что его тапочки жадными глотками впитывают далеко не ключевую водицу. С остервенением струсив последние капли, даже не застегнув ширинку, Кувалдин повернулся к двери, чтобы стремглав бежать вон, но... снова поскользнувшись на мокром полу, Кувалдин упал задом на унитаз, саданув при падении локтем по компакт-бачку. Что-то звонко хрустнуло. Несмотря на дикую боль в локте, Кувалдин понял, что хрустнул не локоть, а что-то в системе унитаза - рассмотреть было невозможно, да он и не пытался... Откуда-то вовсю хлестала вода.

Кувалдин вскочил и, ничего не разбирая впереди, бросился к выходу. К своему и Кувалдина несчастью, в это же время вышел страдалец из первой кабинки. Одному Богу известно, кто это был. Кувалдин сбил его с ног, наступил на него, и, зацепившись неизвестно за что, рухнул на входную дверь. Теперь мозги у Кувалдина выкипели окончательно, это было уже то состояние духа и тела, о котором говорится: крыша поехала!

За глаза товарищи называли Кувалдина Быком. Это прозвище подходило Кувалдину и по внешности, и по содержанию как нельзя лучше. Зародилось оно в душевой автобазы, где механик Симочкин, увидев гениталии Кувалдина, заключил, что они не уступают бычьим. Такою же - бычьей! - была и физическая сила Кувалдина: на подпитии глаза его наливались кровью, и если бы при этом у него вырастали рога, можно было бы делать ставки и начинать корриду. Нечто подобное происходило в данную минуту: Бык вырвался из загона туалетной комнаты в коридор. Он требовал коменданта, красная тряпка при этом была уже не нужна, возбуждение Быка достигло апогея.

Мокрый, грязный, не лучшим образом пахнущий Бык заскочил в умывальник, где несколько особей, беседуя на темы женской морали, устанавливали табачно-дымовую завесу. Что происходило в умывальнике, из-за той же дымовой завесы, определённо сказать не возможно, но вскоре оттуда начали вылетать тела - одно за другим! - и, в завершение, раздался звон разбитого стекла. По-видимому, кого-то выкинули через окно.

"Разум возмущённый" или мозги закипали уже по всему общежитию. Были, конечно, и такие, кто спрятались в своей комнате, некоторые - как дети! - залезли под кровати. Несколько отчаянных ребят бросились успокаивать Быка, туда же встрял и примчавшийся на содомо-гоморский шум охранник. Кто-то предложил для прекращения безобразия произвести несколько выстрелов в воздух, но, сами понимаете, пистолета ни у кого не оказалось.

Всё закончились внезапно, ещё большим потрясением, но без жертв.

ЗАПАХЛО ЖАРЕНЫМ: где-то что-то горело... После того, как деревянные стены общежития сотряс чей-то дикий вопль "Пожар!", он покатился по общежитию, подхваченный криками других. Клубок катавшихся по полу тел моментально распался и начал расползаться в разные стороны, как черви из перевёрнутой на рыбалке банки.

Пентюхов, гладивший перед началом корриды своё персональное бельё, заскочил в свою комнату и обомлел: горели шторы, постель, пододеяльник на доске, приспособленной для глажки, уже догорал. Начали заниматься огнём окно и откосы ламинированных панелей стен. Кто-то прибежал с ведром, наполненным водой; Зюкин притащил огнетушитель, но он почему-то не действовал. Дым становился едким, дышать было невозможно.

Бугров названивал из дежурки: пожарным, в милицию, в "Скорую помощь". Начали пытаться вынести - что можно! - подручные вещи: бросались в свои комнаты, хватали что попало под руку, и мчались на улицу. Все были наслышаны о том, что подобные "коробки" сгорают за считанные минуты. Некоторые из "спасателей" уже передвигались на четвереньках, замотав головы мокрыми тряпками.

Просушенное отоплением дерево горело как порох, над общежитием уже полыхали петушиные хвосты огня. Клубился пар, по-видимому, от воды, лившейся из туалета, а, возможно, уже рвались трубы водоснабжения и тепловых сетей. Жар был уже таким, что вокруг общежития стал таять и испаряться снег.

Многие стояли поодаль от общежития и в ужасе смотрели на пожарище. Подъехали пожарные машины, но тушить пожар никто и не пытался: ограничились блокированием распространения огня к соседнему общежитию. Быстро росла толпа любопытных обывателей.

Проверили наличие людей из горевшего общежития... Не хватало только коменданта, стали волноваться, но Бугров объяснил, что комендант "...ушёл в гости к друзьям".

- Блин! Сколько добра сгорело! Шмотки, деньги, документы мои у коменданта в кабинете... А жить-то теперь где будем? - сетовал Чикин.

- Не плачь, мужик, - стал успокаивать Чикина стоявший неподалёку пожарный. - Это всё - мелочи жизни, главное, что погибших нет, все живы...

Чуть поодаль уже собирались стайкой, похожие в своей неопрятной, тёмной и жидковатой для здешних морозов одежде на нахохлившихся воронов бомжи. Да. в последнее время такие появились и здесь, на Севере. Чаще всего в этом виновно пристрастие к спиртному, но... Кто знает, может быть, среди бомжей есть и погорельцы. Эти ребята Без Определённого Места Жительства готовятся к зачистке пепелища. На этом этапе мы такие же БОМЖи, как и они.

- О чём задумался, Бугров? - спросил подошедший невесть откуда директор фирмы. - Я тебе уже дважды задал вопрос, а ты вроде как не слышишь... Где Офонарелов?

- Ушёл к кому-то в гости, ещё перед ужином, скоро должен прийти, - соврал Павел.

- Так... Ладно, разбираться будем завтра, сейчас нужно устроить людей на ночлег...

Быстрыми шагами директор направился к своей машине.

"Молодец Брунов!" - подумал Бугров о директоре. - Влетел в копеечку с этим общежитием, но держится... И о людях позаботится... Молодец!"...

...Комендант Офонарелов утром следующего дня приближался к остывшему уже пепелищу с широко раскрытыми от ужаса глазами.

"Боже!.. Что могло произойти?.. Как же так?... А заначка моя?.. Подарки близким?.. Жертвы... есть ли жертвы?.. Где все люди?.. Звонить Брунову?.. А что говорить ему?.. Документы... в сейфе или в шкафу?.. Что делать, Боже?.."

Проведя мокрой от пота ладонью по укрытому испариной лбу, Офонарелов неуверенно зашагал к соседнему общежитию. К горлу подступила тошнота, сердце бешено колотилось в предчувствии ожидающей его, Офонарелова, беды.

Люди уже тянулись к автобусной остановке, начинался новый рабочий день...

Господи! Прости нам грехи наши... Дай нам мудрости в жизни этой!.. Помоги осознать всем нам, что жизнь наша соткана из мелочей:

отвергаем одно - падает всё, как домик карточный!.. Истинно, верному в малом - большее доверится... Спаси нас, Господи...

 

 

Новый Уренгой, декабрь 1999 г.