В гостях у ведьмы
Я пьяный шёл по призрачному лесу
И видел, как цветы танцуют вальс.
Мир ставил предо мной чудную пьесу,
И ноты пианино проливало.
Костёр, что выше леса, греет ночью
И освещает путь по тропам вдаль,
И спит столетний дуб под песню волчью,
Укутавшись в туманную вуаль.
Я видел, как по небу скачут кони
И накрывают чёрной тканью лес,
Под рокоты безбожной какофонии
Оленьи головы кусают медный крест.
Мне стало дурно, боле помутнел рассудок,
И я упал,
Я рухнул камнем в призрачную синь,
И на губах дымящийся окурок
Мутил уж не рассудок, а полынь.
Я пролежал, очей сомкнуть не смея,
Быть может час, быть может целый год,
Но лес умолк, и лишь сердцебиенье
Стучало в голову как молоток.
Костёр горел, но кони ускакали,
Оленьи головы закончили обед,
А предо мной потёртые скрижали
Читали шёпотом антихристский завет.
Я трезво встал, погладил мятый ворот,
И меж елей увидел тусклый свет,
Мне ветер дул в лицо, и жалил холод,
И не осталось горьких сигарет.
Я снова шёл по призрачному лесу,
Я плыл навстречу пепельной заре,
Вдыхая дымный запах места,
Что распластался на бледнеющей земле.
Набрёл на озеро – вода стекла прозрачней,
И глушит эта тишь, и слепит гладь.
Отсюда льётся свет и не иначе…
Мои движенья удалось ему сковать.
Луна на небе не имеет тела,
Луна на небе – тень земной Луны.
Она живёт в лесу на самом деле
В объятиях тиши, в плену воды.
Пугала красота, но вглубь манила
Сидящая на тёмном илом дне
Какая-то неистовая сила,
И снова душно, снова тошно мне.
Костлявая рука коснулась шеи.
Я впал в озноб, и кровь остыла вмиг,
И мысли, сумасшедшие идеи
Проснулись в голове, а телом сник.
— Не бойся, гость, пройдём скорей со мною!
Ты, видно, незнакомый этих мест.
Не стоит в озере играть с Луною,
Иначе та покинет свод небес.
Я обернулся и увидел космос:
Искрится платье в тысячу светил,
И этот внеземной блаженный голос,
И этот взгляд я ядом проглотил.
— Не бойся, гость, пройдём скорей со мною!
Ты, видно, незнакомый этих мест.
Я покажу тебе, как славен лес весною,
Я приглашу тебя на выпить и поесть.
Послушный покорился этой воле,
Ступил на путь, что выстлан был ковром.
И на ковре том, вышитом узором,
Стоял разрушенный старинный дом:
Крыльцо скрипучее, проломленная крыша,
И окна выбиты, и дверь едва висит,
И стены так шатаются, что дышат,
И, кажется, напрасен мой визит.
— Не бойся, гость, не стой же на пороге,
Повесь на гвоздь и шляпу, и пиджак,
И вытри хорошенько ноги -
Я подметала здесь не просто так.
— Прости меня, радушная хозяйка,
Но долго у тебя не задержусь.
Я где-то потерял свой здравый смысл – жалко,
А впрочем, может, так и лучше, пусть!
Я сел за стол, подёргивая глазом
И набивая пальцем нервный такт.
Немного обождать, рвануться сразу
Из призрачной обители бежать?
— Не бойся, гость, ты весь оголодавший.
Твои глаза пусты, как твой живот.
Любой глупец, не день в лесу блуждавший,
Захочет кроликом наполнить рот.
Вкушай смелее сок парного мяса
И запивай гранатовым вином.
Ты раб своих желаний, не пытайся
Нарушить скромностью сей царственный приём.
И правда, жажда мяса и вина
Мной овладела, и пропала скромность,
И я вгрызался в кость как никогда,
И жадным чавканьем сбивал безмолвность.
Внутри казался дом немного больше,
И озарял его приятный свет свечи
И не сказал бы я, что он заброшен,
И так считать уж не было причин.
Она сидела предо мною тихо,
И не пила вина, не ела хлеб,
А за окном гуляла мгла и лихо
Боролся ветер с ней, но был нелеп.
— Ты весь дрожишь, укройся одеялом.
Неужто лихорадка набрела?
В народе ходит правило недаром,
Что ноги в жар, а в холод голова.
— Да-да, я верно болен, я не знаю,
Какой сегодня день, который час,
Я каждое мгновенье забываю,
Как не хотелось бы забыть и Вас.
— Уж скоро день, проститься нам придётся,
При свете Солнца схожа я с тобой.
Мне тоже плохо, тоже мне неймётся
Спокойствие постигнуть и покой.
Не бойся, гость, но яркость дня изменит
Весь этот преприятнейший уют.
Зато никто ещё не тратил время,
Чтоб отыскать мой проклятый приют.
И тишь ночная озарилась песней
И далеко за лесом поднял крик
Петух о том, что Солнце вновь воскресло,
И хлещет свежей бодростью родник.
Она сидела предо мною тихо…
И расплываться начал силуэт,
И вот она уже пуста, безлика,
И вот её уже со мною нет.
Затрясся стол, попадали стаканы,
Потухли свечи, и я резко встал.
Из одеяла лезли тараканы,
Я гниль и падаль кровью запивал.
Откинув всё, рванувшись в страхе к двери,
Я ослеплён был белым светом дня.
В висок стрельнуло сладкое забвенье,
И я упал в траву, закрыв глаза.
Я видел сон, там были небо, кони,
Олени, крест и в озере Луна,
И старый дуб, и лужи чьей-то крови,
И стол, и пламя свечек, и Она.
Росою охладивши жар дыханья,
Очнулся я в знакомой стороне
И по дороге пьяного скитанья
Пошёл в здоровой трезвости теперь.
Неужто думала Она, что напугала?
Неужто замела свои следы?
Ведь нету в памяти ни одного провала,
Хотя откуда знать мне? Хм.
Вернуться бы к костру, что греет ночью,
Увидеть бы опять цветочный вальс
И убедиться бы опять воочию,
Насколько вечен может быть лишь час.
И я бродил по лесу впредь, когда все спали,
И ожидал, когда вновь встречу тусклый свет,
Но ни костра, ни вальса, ни скрижалей.
Лишь пьяный гость, лишь дым от сигарет.
