Сургут. сб. В сумрачном раю
Анне Голевской.
Она лежит в снегах, Россия,
Лежит и в нищете она.
А там всегда дожди косые,
Хотя и нефти до хрена.
Дожди и нефть, болота сырость,
Да не живут евреи здесь!
Они живут, врагам на зависть,
Живут и подают всем весть.
Им, правда, нелегко и всё же,
Но рай то кто же обещал?
Антисемитов всюду рожи,
И пьяной гопоты оскал.
Здесь нелегко. Но где легко то?
Так шлите адрес, господа...
Приходит лето к ним, уходит,
Тепла лишь не было всегда.
Не Средиземное же море,
Нефтеюганск. Ты шутишь, брат?
Но это же ведь чисто горе,
И кто же жить там будет рад?
Живут там всякие шальные,
Живут, и судя по всему,
Во льдах останутся "блатные",
Куда им ехать и к кому?
Когда никто не ждёт на свете,
Лишь солнце обожжет порой,
Евреи часто будто дети-
Беды не чуют под собой.
Санкт-Петербург,
15 марта 2013.
Она лежит в снегах, Россия,
Лежит и в нищете она.
А там всегда дожди косые,
Хотя и нефти до хрена.
Дожди и нефть, болота сырость,
Да не живут евреи здесь!
Они живут, врагам на зависть,
Живут и подают всем весть.
Им, правда, нелегко и всё же,
Но рай то кто же обещал?
Антисемитов всюду рожи,
И пьяной гопоты оскал.
Здесь нелегко. Но где легко то?
Так шлите адрес, господа...
Приходит лето к ним, уходит,
Тепла лишь не было всегда.
Не Средиземное же море,
Нефтеюганск. Ты шутишь, брат?
Но это же ведь чисто горе,
И кто же жить там будет рад?
Живут там всякие шальные,
Живут, и судя по всему,
Во льдах останутся "блатные",
Куда им ехать и к кому?
Когда никто не ждёт на свете,
Лишь солнце обожжет порой,
Евреи часто будто дети-
Беды не чуют под собой.
Санкт-Петербург,
15 марта 2013.