В сумрачном раю
Светлой памяти
Гончарова Алексея Терентьевича.
"Мы на работу не особо,
Зато покажем как пожрать."
Мы жили не сказать, чтоб клёво,
Нам приходилось выживать.
Мне дядя Лёша про работу
Ту фразу часто говорил,
Когда мы ездили в субботу
Рыбачить где то на Ори.
Он умер двадцать лет назад,
Но как живой перед глазами.
Уходят все, никто не рад,
Всех провожают со слезами.
Приходит дядя раз с рассказом,
Что Карл теперь в КПСС.
Карл немец был, служил солдатом
В войну в дивизии SS.
Мне дядю Лёшу не забыть,
Он был достойным человеком,
Пускай в стихе мне память чтить
И на могилу лишь с букетом.
Мы жили в сумрачном раю,
Где всё расписано на веки,
Нам память бы сберечь свою,
Мы работяги сплошь, да зэки.
Немного те смогли суметь,
Родившиеся при бараках.
Им было тяжелее, ведь
Была война, большая драка.
А среди наших голых сопок
Монтировал заводы он,
Растил детей, трудней, чем хлопок,
Но мне он будто чемпион.
Года скрутив его я вижу,
И горечи душа полна.
Но будто дядин голос слышу,
А в голосе звучит струна.
Уж всё прошло и дяди нет,
В стране давно другие нравы,
Не передать туда привет
И не закрыть мне дяде раны...
Санкт-Петербург, 25 июня 2013
Гончарова Алексея Терентьевича.
"Мы на работу не особо,
Зато покажем как пожрать."
Мы жили не сказать, чтоб клёво,
Нам приходилось выживать.
Мне дядя Лёша про работу
Ту фразу часто говорил,
Когда мы ездили в субботу
Рыбачить где то на Ори.
Он умер двадцать лет назад,
Но как живой перед глазами.
Уходят все, никто не рад,
Всех провожают со слезами.
Приходит дядя раз с рассказом,
Что Карл теперь в КПСС.
Карл немец был, служил солдатом
В войну в дивизии SS.
Мне дядю Лёшу не забыть,
Он был достойным человеком,
Пускай в стихе мне память чтить
И на могилу лишь с букетом.
Мы жили в сумрачном раю,
Где всё расписано на веки,
Нам память бы сберечь свою,
Мы работяги сплошь, да зэки.
Немного те смогли суметь,
Родившиеся при бараках.
Им было тяжелее, ведь
Была война, большая драка.
А среди наших голых сопок
Монтировал заводы он,
Растил детей, трудней, чем хлопок,
Но мне он будто чемпион.
Года скрутив его я вижу,
И горечи душа полна.
Но будто дядин голос слышу,
А в голосе звучит струна.
Уж всё прошло и дяди нет,
В стране давно другие нравы,
Не передать туда привет
И не закрыть мне дяде раны...
Санкт-Петербург, 25 июня 2013
