Двадцать один нераскаянный грамм
Плечи чёрных крестов, приговор тем, кто путь завершил,
предавая земле сухожилия, кости и вены,
к размышленьям ведут о посмертных скитаньях души
и о том, что на всё установлены гибкие цены.
По тарифному плану «Библейский» не хочется жить:
примитивен и скуп, недоступен в сети оператор.
Я молитвой с мытарством «Бессмертный» бы мог оплатить,
но цена высока… Да и прав ли нагорный оратор?
Продаётся любовь, спрос велик, хоть цена высока:
каждой Золушке хочется стать и принцессой, и феей.
Ищет в доме терпимости принца… идёт по рукам,
с каждым новым владельцем на сотню монет дешевея.
Индульгенцию хочешь? Неси подаяние в храм –
пусть на шее служителя вспухнут канатами вены
от молитвы за двадцать один нераскаянный грамм,
замурованный Вечностью в тлену подвластные стены.
Звон монет прерывается лёгким шуршаньем купюр
и в торговом ряду бытия разгораются страсти:
объявляется тендер толпой ненасытных натур
на любовь, уважение, веру, надежду и счастье.
Говорят, что бессонницей мучим с темна до темна
неудачникам, лезущим в петлю и режущим вены,
с предложением дельным является сам Сатана,
предлагая за душу довольно хорошую цену.
Только я оказался в торгах с Сатаной не у дел,
хоть готов был навстречу пойти искусителю – змею.
Он является, видимо, к тем, кто для сделки созрел.
И, возможно вполне, ожидает, когда я дозрею.
Я бы счастьем разжиться не против. Ну, что же теперь?
Тихо выпасть в окно или с воплем - затылком об стену?
Двадцать грамм с небольшим… Счастья стоит открытая дверь.
Я готов торговаться, я жду… Назначайте же цену…
Коль сойдёмся в цене и поладим –тогда по рукам:
Сатана или Бог… Да любой, кто над смертными властен.
Я готов обменять двадцать с малою толикой грамм
эфемерной души на земное короткое счастье.
