Он просил.
Кто-то играет в жизнь твою,
Кто-то мою превозносит смерть.
Хорошо лепетать, не бывавши в бою,
Легко говорить и никогда не гореть.
Никогда не задыхаясь от дыма,
Зато успеть палачей матом благим проклясть.
Почти утонув в омуте из гнева и обиды,
Почти думать, что ниже некуда уж пасть.
Он просит молиться за душу свою,
Пусть и мёртв шестьсот с половиной лет.
И просит "хоть в Аду, хоть в Раю,
Не ищите тайны великой, её давно нет!"
Быть может, он стар, как плесень,
Быть может, он молод и свят.
Но умоляю, мертвецам не надобно песен,
Оставьте в покое, пусть мирно спят.
Может, он бы и спокойно существовал.
Только всё сложилось так,
Что кого-то под землю сырую всегда ждал провал,
И руки длинные ему протягивает мрак.
Священнику слёзно покаянья повесть,
Наверное, она не спасла бы меня.
Зато чище бы точно стала совесть,
И не жгла бы более страшнее огня.
Паутина приторных чужих легенд
Противно и мерзко залепляет рот.
Цирк уродов возвели на главный стенд,
Кто теперь этих современных поймёт?
В зеркалах, кривляясь, пляшет отражение,
В лицо себе втыкая с десяток иголок кривых.
И победа, корчась, обратилась в поражение,
Отражаясь формой кровавой в них.
"Так помолитесь за душу мою,
Я мертв шестьсот с половиной лет.
Могу открыть лишь одну тайну свою,
Лишь на один вопрос могу дать вам ответ.
Всем, кто до сих пор и с дуру носит
Образ прогнивший на сердце, но мой:
Мертвец никогда любви не попросит,
Он всегда превозносит покой".
