Он просил.

Кто-то играет в жизнь твою,

Кто-то мою превозносит смерть.

Хорошо лепетать, не бывавши в бою,

Легко говорить и никогда не гореть.

 

Никогда не задыхаясь от дыма,

Зато успеть палачей матом благим проклясть.

Почти утонув в омуте из гнева и обиды,

Почти думать, что ниже некуда уж пасть.

 

Он просит молиться за душу свою,

Пусть и мёртв шестьсот с половиной лет.

И просит "хоть в Аду, хоть в Раю,

Не ищите тайны великой, её давно нет!"

 

Быть может, он стар, как плесень,

Быть может, он молод и свят.

Но умоляю, мертвецам не надобно песен,

Оставьте в покое, пусть мирно спят.

 

Может, он бы и спокойно существовал.

Только всё сложилось так,

Что кого-то под землю сырую всегда ждал провал,

И руки длинные ему протягивает мрак.

 

Священнику слёзно покаянья повесть,

Наверное, она не спасла бы меня.

Зато чище бы точно стала совесть,

И не жгла бы более страшнее огня.

 

Паутина приторных чужих легенд

Противно и мерзко залепляет рот.

Цирк уродов возвели на главный стенд,

Кто теперь этих современных поймёт?

 

В зеркалах, кривляясь, пляшет отражение,

В лицо себе втыкая с десяток иголок кривых.

И победа, корчась, обратилась в поражение,

Отражаясь формой кровавой в них.

 

"Так помолитесь за душу мою,

Я мертв шестьсот с половиной лет.

Могу открыть лишь одну тайну свою,

Лишь на один вопрос могу дать вам ответ.

 

Всем, кто до сих пор и с дуру носит

Образ прогнивший на сердце, но мой:

Мертвец никогда любви не попросит,

Он всегда превозносит покой".