Воспоминания жгли и мучили Антона Абрамыча. Водка кончалась. Предстоящие ощущения опустошения и похмелья заранее давили, омрачали настоящий, набухший в памяти конфликт. Он вспоминал прилипший снег на грубо сваренных стыках труб, ограждающих обязательную посадку околоподъездного кустарника, тихие скрипы собаки - то ли поодаль, то ли рядом с ним. То ли он видел эту собаку, то ли нет. Кусты, наспех посаженные в тёплую осень, и сразу схваченные первым, но, как оказалось, устойчивым морозцем, напоминали самого Цапика. Такие же безропотные, почти погибшие, вялые, стелющиеся по ледовой корке, они молили о конкретике, они шептали о коде домофона.

 

Антон Абрамыч позвонил Армену. "Кармен" - сказал Антон Абрамыч голосом пингвина перед мордой касатки.

 

"Брат", - сказал Армен голосом пингвина перед мордой касатки, - "Брат, у нас третий день".

 

Антон Абрамычу захотелось забраться в отсек кустарника и замолкнуть навсегда.

 

"Брат", - сказал Армен, - "Лучше иди домой, у нас генеральная уборка"

 

"На третий день? "- потерял надежду Антон Абрамыч, - "Как ты это терпишь, Кармен?"

 

"Брат", - сказал Армен, - "Я тебя прошу, как брата. Иди домой. А подарок потом принесёшь. Иди. Дома поспишь, дома успокоишься. Дома - хорошо"

 

Антон Абрамыч, заметавшись в мыслях и терзаниях, сам того не замечая, пропустил кого-то в подъезд, вместо того, чтобы прошмыгнуть или важно проследовать в случайно открытый проход к следующему шагу активных воздыханий.

 

"Кармен", - сказал Антон Абрамыч, - "Я просто пришёл поздравить. Пусти меня"

 

Надо понимать, что трубку, в которую говорил отважный Армен, любезно придерживала бывшая супруга Цапика. И дерзость про третий день генеральной уборки была, несомненно, воспринята, как штраф, который выразился в сокращении лимита времени на разговор.

 

Антон Абрамыч вяло посмотрел на экран телефона. Мёрзлые кустики всё более занимали его перспективы, а руки уже покраснели от мороза и покрылись почти незаметной белесоватой корочкой. Он закурил.

 

Он закурил, чтобы не думать. Так, он смог рассмотреть некоторые объекты вокруг. Например, увидел автобусную остановку, которой, вроде бы, никогда не было. Пока Антон Абрамыч проживал вместе с супругой, остановка располагалась в полутора километрах от дома. Теперь - всё против него. Кусты, остановка. Всё. Грезилась пустота и отчаяние. Он почти докурил, когда раздался звонок.

 

"Слушай, Цапик", - сказала бывшая супруга, - "Кармен что-то сильно переживает. Вот, мы решили, в общем. Чтобы ты один совсем не прозяб. Лови", - крикнула она так громко, что Антон Абрамыч сразу и не понял, что её голос разносится по всему кварталу. И, как это часто бывало с ним, испугался и посмотрел везде.

 

Рядом с ним стукнулась в плотный сугробик ярко мигающая отсветами фонарей бутылка.

 

"Лови!" - заорала бывшая супруга. В основе её крика угадывались пыхтенья Армена, - "С юбилеем!"