Я это видела. Под стеклом среди других экспонатов музея лежала человеческая кожа. И рядом заготовки для сумок, кошельков из неё и уже готовые изделия.

 

Заготовки для сумок.

Привычный стандарт.

Будут фрау Берлина несказанно рады.

За стеклянной стеной экспонаты лежат,

горькой болью впечатаны в летопись Ада.

Заготовки для сумок…

Цепочки людей…

Чьё-то сердце сквозь кожу колотит упруго.

И глаза - бесконечное море огней…

Зыбкий холод стекла.

И ни звука.

Ни звука.

Экскурсанты молчат.

Понимают иль нет?

Это трудно понять.

Невозможно!

Непросто.

Под стеклом отпечаток оборванных лет.

Кто ты?

Кожа.

Без звука.

Без боли.

Без роста.

Как твой голос звучал?

Как любили глаза?

Чья ты радость, надежда, а может кручина?

В дальних землях безмолвны твои адреса.

Кто ты?

Девушка?

Мальчик?

Мужчина?

На изломе ветвей обломился сучок,

будто сорванный хрип, не доросший до крика,

дождь внезапно в окне полоснул как ожог,

и опять в этом зале немыслимо тихо.

 

Фешенебельный вид.

Седина на висках.

Внешний лоск.

Что под ним запечатали немцы?

В эти залы призвали их скорбь или страх

из страны, «сотворившей» Хатынь и Освенцим.

Речь чужая сквозь гром отдаётся войной,

сколько жизней отчаянно-чистых горит в ней.

Экскурсанты молчат.

Где-то там за стеной

всё идут нескончаемо-горькие ливни.