Свет и Тень. Часть I Глава 14

------------------------------------------------------------------------------------
 
— Ну, вот и я, — Рыска вошла в комнату, поставила ведро с водой на пол, сбросила охапку дров, что смогла принести на одной руке, возле печки. — Затопите, пожалуйста, печь, — попросила она, — а я пока картошку почищу. Или, если хотите, давайте наоборот.
 
      Господин путник тяжело вздохнул. Растапливать печь ему давненько не приходилось. Хозяйство в его квартире вела экономка, приходящая прислуга: она приходила ежедневно, прибиралась, вычищала и растапливала камин, добивалась, чтобы стало достаточно тепло, и уходила домой. Ел Крысолов обычно в кормильнях, так что и готовить, в частности, чистить картошку ему тоже приходилось нечасто. Городская жизнь и достаток давно сделали его ленивым в быту. Даже в поездках, которые в последнее время случались всё реже в связи с немолодым уже возрастом и должностью наставника, он предпочитал заплатить тому, кто избавит его от бытовых мелочей и забыть о них.
 
      Но сейчас, находясь в гостях у Рыски, путник понимал, что помочь девушке ему так или иначе придётся, и решив, что растопка печи всё же проще, Крысолов засучил рукава и принялся за дело, вздыхая каждую щепку.
 
      Когда толком не рзгоревшееся пламя погасло у него в пятый раз, Рыска, тем временем уже закончившая свою работу, вежливо оттеснила его в сторонку и принялась за растопку сама. Однако из-за разыгравшейся за окном пурги тянуло и в самом деле плохо, и даже у привыкшей к этому девушки долго не получалось развести в печи огонь. Когда, наконец, кое-как, с помощью Сашия, чьё имя не раз и не два было упомянуто, дрова таки занялись, а в жерле печи загудело, Рыска достала подвешенное за окном в торбе замёрзшее сало, с трудом нарубила его, бросила на сковородку, которую поставила на печь, и принялась нарезать картошку соломкой. Работала она быстро и сноровисто, и наставник вдруг порадовался, что принял её предложение поужинать. Голова у него давно прошла, а от запаха готовящейся еды проснулся аппетит. Крысолов знал, что готовила его воспитанница намного вкуснее, чем кухаря в кормильнях, особенно для любимого учителя, и потому ужина теперь ждал с большим нетерпением.
 
      — У меня тут тоже кое-что есть, — вспомнил он и полез в свою сумку.
 
      «Кое-чем» оказался глиняный горшочек с грибами, обвязанный пергаментом: знакомый кормилец утром угостил. В горшочке оказались солёные грузди или что-то наподобие. Рыска попробовала один и одобрительно кивнула: очень даже вкусно!
 
      — У вас выпить, случайно, ничего не найдётся? — спросила девушка, помешивая ложкой картошку на сковородке.
 
      — Адептам запрещается употреблять алкоголь в общежитии, — сделав постное лицо, процитировал Устав Крысолов.
 
      Рыска улыбнулась.
 
      — Адептам, может быть, и запрещено, но я же ваша дочь, — иронично произнесла она. На слухи, кои всегда, с самого детства окружали её, Рыска научилась не обращать внимания, но этот, о ней и старом путнике, ей нравился, и она им вовсю пользовалась, а ещё гордилась тем, что её считали дочерью Крысолова.
 
      Девушка и её учитель немного посмеялись.
 
      — Нет, в самом деле, есть выпить или нет? — повторила Рыска свой вопрос. — А то что-то мне сегодня невесело, — пояснила она.
 
      — Понимаю, — согласился путник и снова полез в свою сумку, — конечно, есть, доча, — он достал и поставил на стол плоскую металлическую фляжку. — Вот, настойка травяная со специями. Очень согревает. Подойдёт?
 
      — Естественно, подойдёт. — она отложила ложку, отошла от печи. — Скоро всё будет готово, а пока... отвернитесь пожалуйста на щепочку, мне нужно переодеться, — попросила она.
 
      Когда наставник отвернулся, Рыска быстро скинула ставшие давно привычными штаны и рубашку и надела зелёное домашнее платье из плотной ткани.
 
      — Всё, можно поворачиваться, — разрешила она, расплетая косы. Она сутки не расплеталась и не расчесывалась, поэтому и кожа у неё на голове немного болела. Теперь ей хотелось отдохнуть от кос, и плести снова она не стала, только расчесала чёрный, ставший чуть волнистым полог, закрывающий её до ягодиц, и откинула назад.
 
      — Какие красивые! — залюбовался учитель.
 
      — Ага, только мешают очень. Отрежу, наверное.
 
      — Ты что? Как можно? Такое богатство…
 
      — Тогда отрежу и продам, — пошутила девушка.
 
      — Я тебе сам приплачу, только не режь!
 
      — Знаете, как они по спине хлещут, когда бежишь или с мечами тренируешься? Как вожжи, — пояснила она.
 
      — В одну плети, — посоветовал путник.
 
      — Одна вожжа.
 
      — А если в узел на затылке собрать? — предположил он другой выход.
 
      — Упадёшь на спину, и либо шею себе сломаешь, либо шпильки в голову вопьются.
 
      Крысолову было до слёз жаль Рыскины волосы, и он во что бы то ни стало решил не позволить им познакомиться с ножницами, и потому, не подумав, воскликнул:
 
      — А как же савряне воюют? У них ведь все мужики с косами!
 
      У девушки на миг остановилось сердце. Как воюют савряне, она не задумывалась. А вот один представитель этой нации тут же возник перед глазами, особенно его белые косы… Пальцы тут же задрожали, вспомнив ощущение шелковистых прядей, вдоль позвоночника пробежали мурашки, внизу живота зажгло, как тогда… Как же она соскучилась: и душой, и телом!..
 
      Однако, сердито дёрнув плечами, Рыска отогнала наваждение, но её порозовевшее личико не укрылось тем не менее от внимательного взгляда наставника, про себя тут же обругавшего свой язык. 
 
      Помнит она его, ещё как помнит! И скучает. Четыре года прошло, и ничего не изменилось. Теперь уж и не изменится, наверное…
 
      — Откуда я знаю, как они воюют? — не желая развивать тему, буркнула Рыска, а затем сняла с печи сковородку и поставила её на стол.
 
      От картошки исходил такой дивный аромат, что наставник аж облизнулся, ещё раз порадовавшись, что не отказался от ужина.
 
      Всё нашлось у запасливой Рыски: и вторая ложка, старая и немного погнутая, и слегка зачерствевший хлеб, и маленькая луковица, и три солёных огурца, порезанных к ужину на кружочки, и даже две маленьких выточенных из дерева рюмки — на глоток. Но только девушка и наставник, наполнив их, чокнулись друг с другом и замахнулись, чтобы выпить, раздался стук в дверь.
 
      Крысолов и Рыска удивленно друг на друга уставились: гостей в такое время никто из них не ждал. Она указала на дверь: кто? Он пожал плечами: не знаю! А потом показал на её стакан: пей! Она понимающе кивнула, выпила и выпучила глаза, но тут же заела огурцом, а затем и стаканчики и фляжка с обжигающе крепким напитком в один миг исчезли в ящике стола при помощи Рыскиных проворных рук.
 
      Она поглядела на учителя и подавила смешок: Крысолов тоже, скривившись, жевал огурец.
 
      — От головы и то лучше было, — признал путник не своим голосом.
 
      Стук в дверь повторился.
 
      Рыска встала и пошла к печи, попутно выдернув из дверной ручки швабру, которую перед ужином догадалась туда вставить.
 
      — Да, войдите, — бросила она, взяв с пола полено и нацеливаясь подбросить его в печь… да так и застыла с этим поленом в руке. Хорошо хоть не упала, когда дверь открылась…
 
      На пороге её комнаты, на самом деле небольшой каморки с угла здания, куда с трудом поместились стол, два стула, кровать шириной в пять ладоней и комод, стоял высокий стройный мужчина в чёрном плаще с капюшоном, угрюмый, припорошенный снегом. Из-за плеч его торчали рукояти мечей... Одна из белых кос, заплетённая до самых последних волосков, спускалась из-под капюшона почти до пояса. В руках он держал седло, дорогое, красивое, почти новое, с гербом Хаскилей на задней луке.
 
      — Можно мне войти? — спросил он.
 
     Рыска не смогла ему ответить: её словно к месту пригвоздило, а голос... как будто отнялся.
 
      — Да, конечно, — разрешил вместо Рыски Крысолов. — Заходи, садись, мы тут... ужинаем.
 
      Девушка так и стояла возле печки, продолжая жечь саврянина взглядом жёлто-зеленых глаз. Он, надо сказать, тоже смотрел только на неё, молча и не сходя с места.
 
      — Ну заходи уже да дверь закрой! Сквозняк ведь! — гаркнул наставник, чтобы разорвать уже эту повисшую, тяжёлую для всех тишину. Он хорошо представлял себе, что творится на душе у каждого из них…
 
     Однако мужчина продолжал стоять и смотреть... И девушка тоже.
 
      Снег начал подтаивать на плаще саврянина от печного тепла; отдельные снежинки уже превратились в капельки. А они всё смотрели, словно не веря…
 
      Крысолов по-стариковски вздохнул:
 
      — Эх, мне б на ваше место! — и, отвернувшись, махнул рукой.
 
      — А-а-альк! — выдохнула наконец Рыска и, выронив полено, с места прыгнула на него.
 
      Альк тут же отбросил седло и поймал её буквально на лету, обнял, поцеловал, не стесняясь присутствия наставника, крепко прижал к себе, то ли со вздохом, то ли со стоном.
 
      Все, что было и не было перестало существовать, забылись обиды и разочарования, осталась одна только огромная и всепоглощающая радость от встречи!
 
      Никто из них не видел, как шедшая по коридору смазливая девица, одна из тех, что приходят в Пристань не учиться, а строить глазки адептам и наставникам, ища среди них того, кого в перспективе можно было бы удачно захомутать, и, как правило, вылетает ещё до третьего курса, выругалась, зло плюнула на пол и тут же нырнула в соседнюю дверь. Это у неё менее четверти лучины назад саврянский красавчик спрашивал о девушке-полукровке, весьма точно описав Рыску-крыску. Надо же, к этой заумной дуре — и такой мужчина! К Рыске-крыске, а не к ней, красивой! Да ещё и такая трогательная сцена чуть ли не посреди коридора! Пойти хоть посплетничать с подругами и позлословить, раз ничего не перепало...
 
-----------------------------------------------------------------------------------