Свет и Тень. Часть I Глава 13

----------------------------------------------------------------------------------
 
Рыска встретилась старому путнику более двух лет назад в веске с поэтичным названием Калинки. 
 
       Крысолов тогда оказался там совершенно случайно, по дороге из другой вески, куда ездил по вызову. В ту поездку он назвался сам, посреди учебного года, желая хоть немного отдохнуть от адептов, да не угадал немного и ничего не смог поделать с погодой.
 
       В тот год стояла на диво противная весна: близилось уже начало июня, а заморозки по ночам никак не отступали, не давая весчанам начать толком полевые работы. По утрам трава была вся седая от инея, а лужи замерзали по краям, поля же стояли либо голые, либо с побитыми морозом посевами. А вот дождь с завидной регулярностью лил ежедневно, иногда по пять лучин к ряду.
 
       Дорога от Калинок до Ринстана проходила по лесу и по болотам, и, разумеется, в такую погоду была сильно размыта, а где-то и подтоплена, а потому Крысолов решил не лезть на ночь глядя к Сашию на кулички и остаться в так удачно подвернувшейся ему под руку веске. Правда, тут же ждало и разочарование: кормильни, даже самой захудалой, в Калинках не было, и пришлось путнику стучаться в крайнюю избу.
 
       — Нет, господин путник, нечем мне Вам помочь... — в ответ на просьбу пустить переночевать, развёл руками хозяин маленького домика у околицы. — У меня места мало!
 
       — Я заплачу! — пообещал Крысолов, будучи твёрдо уверен, что это уж точно поможет разрешить вопрос.
 
       — Да за что? — со вздохом возразил хозяин, — За кусок голого пола шириной в три ладони? У меня десять детей, самим деваться некуда, — пояснил он, отведя взгляд. Было видно, что путнику, продрогшему, вымокшему под дождём и жутко голодному, мужик искренне сочувствует, но помочь и правда ничем не может.
 
       — Пусти хоть на сеновал! Замёрзну же к Сашию! —  взмолился Крысолов, стуча зубами. Всё, о чём ему мечталось — это сесть у огня и поесть... ну или хоть где-нибудь, хоть немного согреться!
 
       — А разница в чём? — невесело усмехнулся мужик. — Там и сена-то уже почти не осталось, а холодина такая же, как на улице... Хотите — ночуйте бесплатно.
 
       — Погоди, балбес! — раздался из глубины избы зычный голос, и щуплого мужичонку отодвинула в сторону дородная баба с половником в правой руке. — Давайте я Вас, господин путник, к подруге своей, Ульфине отведу. Они с племянницей вдвоём живут, изба у них большая, три горницы, пожрать всегда есть... Правда, племяшка Ульфинкина родила месяц назад. Дитё-то вроде спокойное, но может и заорать... Потерпите? — закончив объяснять, спросила она и, выжидающе глядя  на него, склонила на бок голову в платке, завязаном на лбу, отчего концы его напоминали торчащие заячьи уши, от вида которых Крысолов невольно криво заулыбался. — Да ещё: идти на другой конец вески, — добавила баба.
 
       Крысолов оглянулся на небо. Тучи к вечеру разошлись, ветер стих. Капать, конечно, перестало, но, судя по сиянию вокруг луны, морозец ночью ожидался снова. Да и дар против ночевки в доме неизвестной женщины не возражал, даже наоборот...
 
        — Двор у них, опять же, большой, — продолжала уговаривать его тем временем баба, — сараи всякие... Зверюге Вашей куда теплее, чем под небом! — сделала она вывод.
 
       — Ну... не знаю... больше-то, получается, и некуда! —  замялся путник. —  Похоже, придётся... Только вот ещё что: нет ли у вас вина либо самогона какого? Я бы купил: согреться надо бы, — попросил он.
 
       — О, на этот счёт не беспокойтесь, господин путник: Ульфинкиным самогоном вся веска поится — никак не напьётся. И балбес мой тоже! — погрозила она половником вглубь избы. — Так пойдёте?
 
      — А куда ж деваться?
 
      — Ну, тогда, пошли, — тётка проворно шмыгнула в дом и щепку-другую спустя вышла оттуда, всё с тем же половником, но уже в тулупе поверх платья. — Холодно, хуже чем зимой, честное слово! — пояснила она, и Крысолова от осознания того, что согреется он ещё нескоро, в очередной раз пробрал озноб.
 
     — А как же Вы назад пойдёте? — превозмогая дрожь, спросил он уже у калитки. — Муж Вас не встретит? А то мало ли что...
 
     — Да пусть кто попробует! — женщина воинственно потрясла половником, и Крысолов уверился, что и жизнь её, и честь в полной безопасности.
 
     — А у девушки... ну... племянницы хозяйки дома, куда мы идём... есть муж? — спохватившись, спросил мужчина по дороге. — А то явится среди ночи и кто знает, как отреагирует...
 
     — Какой муж? Шалава она саврянская! — гоготнула баба, радуясь возможности хоть с кем-нибудь посплетничать на явно излюбленную тему. — Да ещё и ведьма! Как глянет глазами своими — душа в пятки уходит. Дитё неизвестно от кого прижила. Приехала в конце того лета на трёхцветной корове, да и зимовать осталась; зимой пузо раздуло, а по весне родила. Пацан — вылитый саврянин, хоть сама и чёрная...
 
      — А говорите — саврянка, —  перебил Крысолов, уцепившись за неточность.
 
      — Не, только глаза, — поправилась баба. — Говорят, мать её в войну от саврянина прижила, так вот и она, кажись, тоже самое сделала, потому как с севера приехала...
 
     — А ведьма почему? — перебил путник. От нечего делать, он развлекался разговором, стараясь при этом не засмеяться ни от получаемых "сведений", ни от смешных "заячьих ушей", что то и дело танцевали перед ним в такт движений тёткиной головы.
 
     — Как почему? — неожиданно остановилась баба, услышав от путника такой странный на её взгляд вопрос. — Саврянки ж все подчистую ведьмы! Как такое можно не знать?! — удивилась она.
 
      — А, ну да, — придав своему лицу как можно более серьёзное выражение, кивнул Крысолов.
 
      Бабу понесло дальше по кочкам сплетен, да так, что у старого путника чуть голова за пол-лучины не распухла, и даже про холод, от которго совсем недавно так хотелось спрятаться, он как-то стал забывать, желая уже как можно скорей избавиться от разговорчивой собеседницы и жалея, что  сам начал этот разговор: можно же было и на месте узнать всё у самой хозяйки!
 
     — Во, пришли, — наконец сообщила тётка, и Крысолов замер, увидев перед собой небольшой домик, что стоял на берегу озера и отражался в воде при яркой луне. Красиво было так — не описать словами: любовался бы без конца и любовался!
 
      А тётка толкнула тем временеми калитку, буквально по-хозяйски просеменила через двор, без стука отворила дверь... Крысолов опомнился, набросил на забор поводья нетопыря и последовал за провожатой, стараясь не отставать. А когда остановился на первой ступеньке крыльца, когда из дома на замерзшего вконец путника пахнуло теплом и чем-то вкусным — намного вкуснее, чем в городских кормильнях! — дар почему-то подсказал ему, что нескоро, очень нескоро он покинет этот  дом.
 
       — Уля! — позвала подругу тётка.
 
      — Чего тебе? — не слишком радостно и приветливо раздалось изнутри.
 
      — Пусти мужика на постой. Он ко мне просился, да некуда, сама знаешь. Он со зверюгой и замёрз в сосульку, — последовало пояснение.
 
      — Путник, что ли?
 
      — Он самый.
 
      — Три сребра заплатит — пущу, — не продешевила хозяйка, гремя посудой под аккомпонемент чего-то, громко шкварчащего, видимо, на сковороде. Надо сказать, что из дому она ещё так и не вышла: видать, никак не могла бросить своё занятие.
 
      — Заплачу! — громко пообещал Крысолов. — Только пустите!
 
      На пороге, наконец, появилась строгая сухопарая женщина в длинном белом платье и переднике с уже невыводимыми пятнами...
 
      — Тогда милости прошу, господин путник, — произнесла она с достоинством. — Стол, постель в отдельной горнице, баня только истоплена; нетопыря Вашего вон в тот сарай сейчас определим. Захотите — завтра оставайтесь, передохните, — она на миг встретилась с мужчиной глазами, сдержанно улыбнувшись. — Хмельного могу предложить...
 
     — И всё за три сребра? — удивился путник. В весках он останавливался редко, а в городских кормильнях драли порой втрое за грязную клетушку и помои вместо ужина.
 
     — Ну да, — кивнула женщина. С ценами на жильё и ночлег в том же Ринстане она явно не была знакома. — Только имейте ввиду: в доме ребёнок, месячный, — предупредила она, подняв указательный палец правой руки. — Так что в доме не курить, не шуметь, а если на двор пойдёте — дверь за собой закрывать...
 
      — На всё согласен! Только пустите к огню! — не дослушал Крысолов. Он и так замёрз, а ощутив малую толику тепла, просто затрясся.
 
 
 
 
 
     Три лучины спустя, когда нетопырь, накормленный прошлогодними тыквами, мирно уснул в сарае на куче слежавшегося за зиму сена, а сам путник, напарившийся в бане, и его хвостатый друг согрелись, хозяйка, собрав на стол, вежливо пригласила постояльца отужинать. Настроение у Крысолова стало просто прекрасным: надо же, как неожиданно повезло! Такие райские условия — и всего за три сребра! Да и хозяйка, хоть и немолодая, но милая и приветливая, всё время улыбалась ему и прямо с порога пару стопок рябиновой настойки поднесла, на корню убив начинающуюся хворь. Надо бы, размышлял путник, её отблагодарить как-то по-особенному, тем более, никого из домочадцев даже и не видно нигде поблизости... Впрочем, всё по порядку: баня, потом ужин, а там...
 
     Когда мужчина нацелился уже было ложкой на горячие щи, госпожа Ульфина приоткрыла дверь в соседнюю комнату и заглянула туда.
 
    — Спит? — спросила она шёпотом. — Иди ужинать!.. Я тебе дам, не хочу! — услышал Крысолов. —Стесняется, — пояснила женщина гостю, повернувшись к нему на миг и снова улыбнувшись. Расслабившись в тепле, слегка захмелев, Крысолов тоже улыбнулся, найдя её почти красавицей, и, совсем решив уже скрасить одинокой женщине ночь, принялся таки за еду.
 
     Но когда из соседней комнаты вышла черноволосая девушка, а путник взглянул на неё, то оторопело замер с ложкой во рту.
 
     — О, помилуй меня, Хольга! — прошептала та, прижав ладони к щекам.
 
     — Рыска? Ты? Но как? — опешил Крысолов.
 
      — Вы знакомы? — в свою очередь удивилась Ульфина.
 
      С путника же вмиг слетел весь хмель.
 
      — Как ты сюда попала? — не отрывая глаз от девушки, спросил он: удивлён — это было не то слово! . А он-то был уверен, что Альк... Вот это поворот! 
 
      Однако Рыска на его вопрос лишь шмыгала носом и продолжала стоять посреди горницы, не поднимая на мужчину глаз.
 
      Сплетни и увиденное быстро сложились в прозорливом уме путника в единое целое: всё ему стало понятно и без объяснений!
 
      — Этот упрямый выскочка обрюхатил тебя и бросил? — хлопнув стопку настойки, зло спросил Крысолов.
 
     — Не говорите так про Алька, — тихо и с какой-то странной, непонятной обидой ответила Рыска, сверкнув на него глазами.
 
     — А, так вот почему так малого назвала, — догадливо кивнула самой себе хозяйка дома.
 
     — Давай, рассказывай, как было, — выпив ещё одну стопку, велел путник. То, что он увидел, в голове его пока так и не укладывалось.
 
      Ульфина подсела к столу, налила и себе настойки. В глазах женщины читался интерес: она тоже ничего не знала о Рыскиной личной жизни.
 
      — Не буду я ничего рассказывать, — твёрдо произнесла девушка и развернулась, чтобы уйти.
 
      — Не, погоди! — остановила её тётка. — Так дело не пойдёт! Может, господин путник прав в чём, может, милого твоего найти можно. Да и вообще — мало ли! Рассказывай, давай!
 
      — Чего его искать-то? — устало уронила Рыска. — Я знаю, где он. Только зачем мне это?
 
     — Затем, что я поеду туда и выдеру его как Сидорову козу! — вызверился путник. — Хорошенькое дело: сам на золоте жрёт, как сыр в масле катается, а ты тут одна дитя его растишь! Ещё и денег тебе должен!
 
    — Он отдал, — возразила Рыска. — Кстати, Вы не знаете, где Жар? Половина денег – его.
 
    — В Ринстане, где ж ему быть? В тайной службе служит, я устроил, — отмахнулся Крысолов.
 
    — Передадите ему?
 
    — Ещё чего! Сам пусть сюда едет, я расскажу ему о тебе.
 
    — Это будет ещё лучше, — сдержанно улыбнулась девушка.
 
    — Ах ты, мать его, крысью! Да его ж убить за это мало! — выпив очередную стопку, продолжил яриться Крысолов.
 
    — Кого? Жара? — удивилась Рыска.
 
    — Да нет же, Хаскиля твоего разлюбезного! Вот урод! Да я ему все космы пооторву!!!
 
    — Да прекратите Вы! — не выдержала Рыска, ударив кулачком по столу так, что тарелки подпрыгнули. — Я сама ушла! 
 
     Повисла пауза.
 
     — Зачем? —вымолвил путник.
 
     — Не захотела посольскую родословную портить, — угрюмо буркнула она.
 
     Крысолов, уже окончательно отказываясь что-либо понимать, уставился на девушку.
 
     — Да ты правда, что ли, дура? — спросил он.
 
     — Наверное... — уронила она.
 
     — То-то я гляжу, что на Алька это непохоже: он, конечно, может быть и сволочь в чём-то, но благороден при этом до мозга костей. Поразвлечься с девушкой, тем более, с тобой, а потом просто прогнать — подобного за ним никогда не водилось: за свои поступки отвечать он умеет, — задумчиво проговорил путник. Во взоре его читалось явное облегчение: в своём ученике учитель не ошибся.  Помолчав немного, Крысолов таки спросил: — Про ребёнка он ничего не знает, как я понимаю?
 
      — Не знает и не узнает, — заверила Крысоова Рыска.
 
      — Да, если б знал, в два счёта бы на тебе женился, — согласился Крысолов, будто и не обратив внимание на сие гордое заверение.
 
      — И что это была бы за жизнь? — вскинула голову девушка.
 
      — Уж лучше, чем так.
 
      — Как – так? У нас всё хорошо.
 
      — Ага, хорошо, —  хлопнув стопочку, кивнула тётя Ульфина. — Иногда по целой ночи ревёт, а иногда и день захватывает. Как ни гляну — глаза на мокром месте. И сейчас заревёт, того и гляди!
 
      Рыска и правда закрыла руками лицо. Слёзы снова подступили к глазам.
 
       — Ты расскажи, как было, — вздохнув, попросил Рыску Крысолов. — Садись, расскажи, — он поднялся из-за стола, взял её за плечи, мягко усадил на табуретку рядом с собой.  — Я твой друг, тётя твоя тут, — продолжал он, — нас не надо стесняться! — он снова ласково погладил девушку по вздрагивающим плечам, — Расскажи... тебе же легче будет!
 
      От души проревевшись, Рыска перестала сопротивляться и всё им рассказала, краснея аки маков цвет, когда разговор касался причины появления на свет её малыша. Рассказала и про свою большую любовь, и про господина посла, не одобрившего выбор сына... рассказала и про то, как под проливным дождём покинула негостеприимную саврянскую столицу... И про то, как просто ехала и ехала, не разбирая дороги, пока не оказалась в Калинках. И неизвестно, что было бы, если б однажды ранней осенью, холодным промозглым вечером не постучалась она в уютный домик у озера, где неожиданно нашла и приют, и добрый совет, и дружескую поддержку, и материнскую заботу.
 
      — Так Вы ей не тётя? — поинтересовался путник у Ульфины.
 
      — Я вдова её дяди, но по крови мы не родня, а так... да, теперь уже, конечно, тётя, — махнув рукой, отвечала Муха — а это была она. — Мне ведь тоже несладко пришлось, господин путник: совсем одна на старости лет осталась, а тут такая радость... — она со вздохом улыбнулась, заглянув в глаза Рыски и произнесла: — Ну хватит уже печалиться, милая. Радуйся тому, что Хольга дала!
 
 
 
     
 
     Так или иначе, но Рыске полегчало, — во всяком случае, наутро она улыбалась.
 
      А Крысолов то ли ошибся на счёт простуды, то ли просто перебрал за ужином настойки, но голова гудела у него с утра как колокол, и потому он остался в гостях у Рыски и её тёти ещё на сутки. Теперь уже никто не требовал с него денег, но он всё равно, по собственной иннициативе, решил подкинуть перед отъездом хоть немного: они, медные, лишними не бывают, особенно когда в доме младенец.
 
     Детей, а особенно, малышей, путник очень любил, но у самого него в жизни с этим так и не срослось. А посмотреть на маленького сына Алька и Рыски путнику не терпелось особенно, но с этим пришлось ждать до утра.
 
     Сердце его замерло, когда наконец Рыска, с сияющим от гордости лицом, подвела его к колыбели.
 
     — Смотрите, — торжественно произнесла она.
 
     Увидев маленького, путник замер, поражённый:
 
     — Ну как? — над ухом прошептала молодая мать.
 
      Как? Жёлтые с зеленцой глазки, бровки вразлёт, светло-серебристые волосы — так, пушок пока, острое саврянское личико, невероятно белая кожа и потрясающее сходство во всём! Даже пальчики на руках — словно во много раз уменьшенные точные копии отцовских...
 
      — Такое впечатление, что это не ты, а он его родил! — Крысолов прицокнул. — Ну надо же! Только кос и не хватает!
 
      — Вырастут! — с вызовом пообещала Рыска. Было видно, что сказанное путником о её малыше ей явно приятно и даже лестно.
 
      — В Ринтарской веске? Стоит ли?.. — засомневался Крысолов.
 
      — Ну и что? Плевать я хотела.
 
      — Задразнят же парня!
 
      — Пусть только попробуют, — холодно произнесла девушка, и путнику стало понятно, что это не просто угроза.
 
      — Скажи Альку! — помолчав немного, взмолился Крысолов. — Ну хочешь, я сам к нему поеду? Знаешь, как рад будет? Я его знаю, Рысь, не дури!
 
      Она лишь покачала головой.
 
      — Знаете, почему я не хочу, чтобы он знал? — начала девушка, и в голосе её звучала горечь. — Я не сомневаюсь, что Альк был бы рад сыну, но... там же отец... сеейство высокородное... А я для них — как корова беспородная, наполовину из скакового стада, наполовину из дойного: ни то, ни сё... Мне и Альковых закидонов хватало, а тут еще и они бы насели. Ну не дали бы нам спокойно жить! Мне-то без разницы, я бы ради него и не такое стерпела, а вот он стал бы переживать да изводить себя... А он ведь только с виду стальной, нутро-то у него мягкое, чуть дотронешься — и рана. Он потому и в путники пошёл, думал, будут все видеть, какой он, весь из себя: и дар у него, и мечи, и не доберутся… И из дома уйти навсегда хотел, и женщин близко не подпускал, и ведёт себя со всеми надменно, чтоб не ранил никто. А главное, он сам этого всего не понимает! Кичится своей силой, а сам всегда и ото всех пакости ждет… Так же жить невозможно! Представляете себе, как тяжело таким быть? И как с ним тяжело...
 
     — Да уж знаю, — со вздохом, согласился путник.
 
     — А главное ведь, хороший он… Добрый, благородный. Родных своих очень любит. Но никогда в жизни ни в чём таком не признается! И мне с этим тоже ничего не поделать. А смотреть на такое сил не было… — Рыска всхлипнула и отёрла набежавшие слёзы. — Он сам себе никогда не позволит быть счастливым… А отец его свои цели преследует. И… тоже ничего понимать не желает. Я правильно ушла. Я всё равно бы не смогла ничего изменить.
 
     — А как же ребёнок? — печально спросил Крысолов.
 
     — А что — ребёнок? — серьезно спросила девушка. — Альк ведь путником быть мечтал? Вот пусть и будет. Таким, как он, всё равно не до семьи. Перекати-поле… Я сначала думала, что просто обиделась, но дело не только в этом. Просто не хочу всю жизнь сидеть и ждать… — она шмыгнула носом. — А так... мальчик будет только мой. Я так радовалась, когда узнала, что он будет! — улыбнулась Рыска, покачав головой. — Сутки в молельне на коленях простояла, Хольгу благодарила!.. Да и никому на самом деле мой сын не нужен, кроме меня, — заключила она.
 
     — Ты неправа! — с чувством выпалил Крысолов. — Именно из таких, как Альк, и получаются самые лучшие мужья и отцы!
 
    Рыска вздохнула, глубоко, тяжело и махнула рукой.
 
    — Этого всё равно не будет, — подвела она печально и уверенно. Помолчала, а потом совсем уж упавшим голосом попросила: — Пожалуйста, ничего не говорите Альку, если вдруг встретитесь с ним.
 
    — Да почему?
 
    — Потому что так для всех будет лучше.
 
     Крысолов хотел было ещё что-то сказать, но вдруг понял: она давно всё решила. Переубедить её, по крайней мере, пока, не получится. Вот глупая, подумалось путнику, напридумывала себе неизвестно чего, а сама и жизни-то ещё не видела: будто бы где-то и когда-то так уж радовались чужому, новому, пусть и явно положительному человеку, собирающемуся войти в семью! Тем более, с чего было ждать, что посол придёт в восторг от того, что сын привёл домой весчанку? Но всё ведь со временем устраивается, люди привыкают друг к другу и даже могут стать по-настоящему близкими друг другу, нужно только выждать...  А может, взять да и правда, навестить Алька в замке?.. С другой стороны, мало ли что между ним и Рыской произошло? Ведь всё, что она говорит — оно так, но ведь как будто бы что-то при этом не договаривает. Говорит, отец Альков против был, да характер у Алька неуживчивый, а только ли в этом дело?.. Голову сломаешь.
 
    Вздохнув, путник решил не лезть не в своё дело.
 
    — Жалко… — тихо произнёс он.
 
    — Что? — переспросила девушка.
 
    — Жалко, говорю, и тебя, и его. И маленького… — он посмотрел ей в глаза. — Зря ты так, Рысь… Зря ушла. Всё, что ты сказала — это… так оно и есть. Но вам всё равно не надо было расставаться! Я, когда тебя только увидел, сразу понял: такая моему ученику и нужна.
 
    — Почему? — Рыска слегка улыбнулась, скорее, своим мыслям.
 
    — Не знаю... Может, потому, что противоположности притягиваются… А ты его противоположность: снаружи мягкая, а внутри стержень стальной, никому не сломать. Таким, как ты, тоже надо в путники идти. Ты, кстати, не хочешь?
 
    Спросил он риторически, чтобы просто сменить тему на менее печальную, да и мнение её по этому поводу давно знал, а Рыска вдруг неожиданно, жёстко, по-деловому, спросила:
 
    — А можно? А то златы-то закончатся рано или поздно, а кушать что-то надо нам всем.
 
    Крысолов изумлённо уставился на девушку, а она продолжала, глядя словно куда-то вдаль:
 
     — Что ни делай, как на земле ни работай, а всё одно ясно: в веске жить мы будем впроголодь. А сын-то растёт, и хотелось бы, чтоб увидел он в жизни побольше, чем в своё время я, чтоб в люди вышел, нужды чтоб не знал... Что мы с тётей вдвоём сможем ему дать здесь? Тем более, она уже немолодая. А вот если б я выучилась, потом смогла бы неплохо зарабатывать... Путницей стать — это как раз то, что нужно, — заключила она.
 
      Крысолов лишь головой покачал.
 
      — Условия ведь не изменились, — осторожно произнёс он. — Ты уверена?
 
      — Да, — кивнула Рыска, всем своим видом выражая мрачную и холодную решимость. Невозможно было не признать: она сильно изменилась с тех пор, как старый путник видел её в последний раз.
 
     — Одного не пойму: как твой дар смог вернуться? — только и спросил он. — Ты же его потеряла… И потом, ты ведь не хотела. Сама же мне говорила, что считаешь всё это подлостью какой-то...
 
    Девушка улыбнулась.
 
      — Всё после родов пришло...  — пояснила она. — И дар вернулся, и... отношение к жизни изменилось. Мне по-прежнему всех жалко. Но его, — она кивнула на колыбель, — жальче всех. И за него я кого угодно проглочу: хоть крысу, хоть корову, хоть ядовитую змею!
 
     Крысолов усмехнулся, но всё же напомнил:
 
     — А если сама станешь крысой? Учти, помочь тебе избежать этого никто не сможет: ни я, ни...
 
     — А я и так крыса, — нахмурившись, перебила Рыска. — Спряталась в нору и сижу тут, только по ночам и вылезаю. Надоело! — заключила она. — Хочу как Альк: всё знать, всё уметь и никого не бояться!
 
     — Ты его идеализируешь, — с улыбкой покачал головой Крысолов.
 
     — Да, — согласилась Рыска. — Это потому, что очень сильно люблю. Он для меня как бог: рядом с Хольгой стоит.
 
     — Он порой больше на Сашия похож, по-моему, — буркнул путник.
 
     — Не спорю. Но Саший тоже бог, и тоже — рядом с Хольгой.
 
     Крысолов оглядел девушку с каким-то неподдельным уважением, в который раз пожалев о том, что она и Альк не вместе... Но говорить ей что-либо ещё, пытаться убедить её уже не стал.
 
     — Ну что ж, раз ничего тебя не пугает, раз ты хочешь всё-таки стать путницей, тогда ближе к осени будь готова. — Произнёс он. — Дар у тебя есть, даже очень неплохо развитый, и я уверен, что тебя непременно примут в адепты Пристани. — Он немного помолчал, соображая, а затем добавил: — Я сам приеду за тобой в конце лета и отвезу в столицу, чтобы по дороге ничего с тобой не случилось. Тётя-то тебя отпустит? Ей ведь самой придётся растить дитя.
 
    — Отпустит, — ответила девушка. — Учиться — это она мне посоветовала.
 
 
 
 
 
     Уезжая на следующее утро, Крысолов оставил Рыске две книги: старинный потрёпаный справочник по травоведению, который на всякий случай всегда возил с собой в сумке, да карманный ринтаро-саврянский словарь, что прикупил в последнюю свою поездку в Саврию, дабы освоить язык, да так ни разу и не открыл.
 
     — Научись хорошенько читать и писать, там много придётся, — наставлял путник девушку. — Жаль, без учителя, ну да ладно.
 
    Тётушка Ульфина покачала головой:
 
    — Почему это — без учителя? Я грамотная, могу помочь, подсказать чего, если попросит.
 
    — Прошу! — Рыска с улыбкой посмотрела на тётку, сложив руки шатром. Та, радуясь, потрепала её по голове: девушка уже больше суток пребывала в приподнятом настроении — впервые почти за год.
 
    — Вот видите, господин путник, как Вы нам помогли! — улыбаясь, произнесла . — Приезжайте к нам ещё, — промурлыкала она с довольной улыбкой.
 
    Кому ещё он «помог» (ночью на сеновале, не смотря на заморозки), Рыска догадалась, промолчав, но понимающе ухмыльнувшись.
 
     — Всенепременно! — пообещал Крысолов.
 
    С того дня в веске установилась тёплая, совершенно летняя погода, что вызвало благоговейный ропот весчан, прекрасно разглядевших, какого гостя принимали Рыска и тётя Ульфина и как тепло они с ним прощались, провожая до околицы. С тех пор жители вески ещё больше стали сторониться неулыбчивой девушки, укрепившись во мнении, что раз она знается с путниками, то её точно следует опасаться, и уж конечно, не дай божиня разозлить.
 
    Осенью, как и обещал, Крысолов перевёз девушку в Ринстан, помог устроиться и освоиться в Пристани, и с тех пор дня не проходило, чтобы кто-нибудь из коллег, случайно встретившись с ним, не начинал хвалить его старательную «дочь». Впрочем, было это вполне заслуженно, ибо прилежная Рыска изо всех сил тянулась за своим кумиром, а потому и успехи её не могли оставаться незамеченными. Крысолов был рад, что привёл её в Пристань. Он гордился ученицей, а жизнь его с тех пор наполнилась новым, смыслом, о чём он давненько перестал даже мечтать.
 
----------------------------------------------------------------------------------