О граде небесном
Вот есть небесный Иерусалим.
Он такой светлый и святой,
Весь из себя. Воздушный.
Он привиделся во сне
Одному средневековому аббату...
А я вот его видела наяву.
А что делать, если город опускается?
Безусловно, не надо бороться за земную твердыню,
Если есть небесная.
Если ты твёрдо знаешь, что она придёт
И заберёт тебя с собой.
Но что делать, если свет темнеет?
Если ты так не хочешь жить на земле,
Можно встать и пешком пойти на небо.
Это только кажется, что сложно...
Хотя, что я несу, я же не ходила.
Я так...
Мне оказалось сложно даже сделать первый шаг.
Но что делать, если ты совсем не хочешь идти?
Город падает.
Временами тихо ползёт вниз,
Временами летит стремительно.
Временами разбивается на мельчайшие крупицы
Рыжих и зелёных черепиц,
А потом продолжает лететь вниз
Целый и из высшей точки.
И меркнет свет, и молкнут звуки.
Временами плачет.
Временами плачу я.
Небесный Иерусалим
Медленно совмещается с земным.
Или стремится ниже.
К минус бесконечности.
И непонятно уже, где хуже.
И непонятно уже, от чего тошнит.
Здесь - презрения стужи.
Там - карих змеиных глаз гранит.
И я уже не знаю, где чьё небо.
И я уже не вижу места для побега.
Почему побега?
А победы
Я не вижу уже давно.
Всё равно.
Они идут рука об руку,
И я прям вижу их лица.
Он - труповато-серый, холодный
Молодой никогда не человек.
Она - златоглазая, остро-худая и с жёстким лицом.
Она больная.
Да и он.
Она старается быть красивой.
Я оценила, правда, дорогая.
Я тебя люблю, даже не смотря на то,
Что уже похоронила
Где-то на восемнадцатом витке числа пи.
Оторвись от него.
Вернись.
Я смотрю на эту осень и понимаю,
Что нет неба и нет земли.
Но это противоречит мне настолько,
Что я не думаю об этом
И лишь катаю в руке шоколадный каштан,
Что, конечно же, никому не надо.
Это легче.
Это неправильно, но это легче.
Живи.
Оторви от него свою руку.
Злотоглазая, верни меня на небо.
Нет, я говорю это не потому, что хочу туда.
Я и здесь подожду, не вопрос, правда.
Просто это единственный видимый способ вернуть туда тебя.
Лети.
И, желательно, вверх.
