четверть
говорят, что любовь - та, которая до двадцати -
представляет собой заплетенные страсти в горсти,
и что самое главное будет потом - у предела
двадцать пятой весны, где единство духовного с телом
порождает баланс, не дающий скатиться в семью,
в бигудийный этюд и во все то, что за тридцатью
неизбежно приходит как дань поколению павших,
воспитавшему нас; а помимо - и их воспитавшим.
кроме прочего, четверть столетья прекрасна и тем,
что она наступает со сменою мифологем
ювенильных страдальцев, готовых за чувство распяться,
на растерянных, но протрезвевших циничных паяцев,
отводящих для женщины место в порядке вещей
подле ужина, а не дрожащих над ней, как кащей
над яйцом. в двадцать пять, наконец, исцеляются раны,
что получены были от, в общем-то, даже не дамы,
а от разных частей - предположим, от бедер и глаз -
составлявших систему в расширенном списке прикрас.
в этом возрасте знаешь о том, что отличие бл*ди
от простой заключается в опыте, что из кровати
предыдущей успешно кочует в иную кровать
с перспективой азарта из этой для будущей взять;
но, пожалуй, важнейший нюанс двадцать пятого года
в том, что в двадцать ты - нищ, в тридцать - нищ
и лишь в четверть - свободен.
