ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Встречаются еще хорошие люди. Без них жизнь трудной кажется – никто слова доброго не скажет, никто не посоветует.
Был у меня друг один такой – философ. Чего не спроси, на все ответ найдет: и почему небо над головой, и зачем книги пишут, и отчего беда всякая. Своим умом доходил. А ума у него было никак не меньше палат знатных. И такой ум тонкий, что иногда сам своей остроты не выдерживал, срывался и костерил всех по чем зря!
Скорпионья натура. Даже на Солнце найдет черное и заклеймит позором – языком то есть. И рукой помахивает, словно шашкой. Светлая голова!
И вдруг, в одночасье, изменился: ни огня в глазах, ни слова острого. Это я сразу заприметил и спрашиваю:
- Проглотил ты их, что ли? А, Васек?
А он, вежливо так, отвечает:
- Вы, Петр Аркадьевич, глупости говорите. С людьми надо по-хорошему.
И в бок меня кулаком толкает – на кухню.
Думаю – заболел, только в руках сила и осталась. А он знай толкает и головой в сторону: соображай, мол, быстрее…
Захожу. Он дверью – хлоп! И вздыхает с облегчением:
- Умаялся! Третий день эту ахинею несу и ничего не могу поделать.
- А с чего, - говорю, - ты так над собой поступаешь? Что за блажь такая?
А он книгой мне в лицо тычет:
- Я, - говорит, - живу теперь как Кришна. Неделю учился. Баба моя притащила. «Голова у тебя – говорит, - светлая, только по темноте нашей никак дорогу к свету не найдет. Вот и просветляйся». Сильная вещь!
Поначалу-то не очень, а как до пятой страницы дошел… Там слова главные: «Харе Кришна Харе!..» Как про харю-то прочитал, так и поверил. Думаешь, зря с религией боролись? Это же наше, народное!.. Пять дней сидел. Осилили-таки.
И опять книжкой мне в лицо тычет.
А человек я, надо сказать, осторожный: не возьму на веру слова всякие. Полистал – и точно: там этой «харей» по всей книге, на каждой странице.
- Да-а-а! Вещь стоящая!
- Вот и я говорю. Только трудная – сдерживаться приходится. Но я терплю. Соседка идет, а я ей:
«Доброго здоровья, Марфа Петровна!»
Чуть не спотыкнулась бедная. А я знай добавляю:
«И деткам вашим, внукам добра всякого и богатства!»
Два дня с Любкой моей шепталась, но теперь, кажется, поверила.
А во дворе со всеми – «Здравствуйте! Благодарствуйте!» Старички чуть не рехнулись. Нет, в этой штуке сила!
- Что ж на кухне отсиживаешься?
- Понимаешь, этот Кришна все видит и слышит. Если узнает, что против пошел, главного не даст: поймет, что притворяюсь, в образ вхожу. А на кухне – холодильник, плита газовая, трубы, баночки-жестяночки, ложки, утварь всякая железная, решетка на окне опять-таки – экран, словом, волны не пропускает. Здесь и отдыхаю… Посиди со мной, а? Три дня уже ребята не заходят – думают, свихнулся.
- Не пойму я что-то, Васек. Какой смысл? Зачем ты так мучаешься?
- Э-э-э. Голова, она не каждому дается. Думаешь, я зря про харю-то тебе рассказал? Тут не каждый словит – тонкая штука. Сначала надо, чтобы люди поверили. Потом – чтоб у них добро завелось… Без здоровья какое добро? Никакого. И чем больше ты им этого здоровья и добра желаешь, тем больше у них копится. Смекаешь?
- Не-а. Ежели бы у меня бы добро прирастало, а то у них. Что-то заплутал ты, Васек.
- Кто из нас умный, а? Как от друга брать, так первый. Хочешь, чтоб большое, да легко вышло? Без труда ничего в жизни не дается. Вон какую книгу писали – думаешь, зря? Тут и есть самая трудность: сколько ты один заработаешь, а сколько все люди вместе?
- Ну.
- Ты не нукай! Меня вчера Петрович «Примой» угостил.
- Ну да! – у меня даже в глазах стрельнуло.
- И это только начало, это я только три дня языком поработал. И дел-то всего – «Здрасьте» да «Пожалуйста». Смекаешь?..
Чувствуя я, что Васек жилу нащупал, но тянет кота за хвост.
- Книжку-то, дашь?
- Книжку?.. Да нет, вижу, не готов ты. Гуру тебе нужна.
- Какая такая Гуру?
- Учить тебя надо уму-разуму, вот что.
- Васек, мать честная! Да когда я был против. Ты же у нас самый умный. Только книжку мне дай. А я тебе другую принесу – у дочки возьму. Хочешь про ботанику?
- Зачем мне твоя ботаника? От тебя и так чесноком несет за версту.
- Не понял ты. Не моя книжка – дочкина. А чеснок для здоровья, чтоб Клавка запах не чуяла. А хочешь, я тебе пива налью? За книжку…
- Дурак же ты, Петька! Твое пиво гроши стоит, а Кришна или Гуру - люди не маленькие, по дешевке ничего делать не будут… Ладно, тяжело вдвоем, за полцены но для друга постараюсь – буду твоей Гуру. Слушай теперь…
И такой рассказ выдал, что я, братцы, онемел!
«Вся книга, - говорит, - про трудности, через которые надо пройти, чтобы добраться до главного».
Испытание, мол, дается – по-хорошему с людьми поступать. Через это путь лежит к богатству. Тут самая хитрость и есть: богатство такое, что не измеришь, что в квартиру-маломерку не войдет. Потому копить его надо не у себя дома, а на людях… Я сразу понял: корешей у меня десятка два, соседей по дому человек пятнадцать, в слесарке бригада – так что, квартир пятьдесят наберется. Главное, не рассказывать никому, чтоб идею не украли. С этим у нас просто – грамоту дадут, листочек такой жесткий пестренький, а все добро государству. Нет, думаю…
- Васек, а ты случаем того, никому не проговорился?..
- Вот балда! Я с тобой так, по-дружески. Да ежели я другим скажу, то конец будет: все меж собой поделят, а того и гляди на меня перекинуться. Ты сам-то не ляпни.
- Я, Васек, - кранты! Если узел завязал – все!..
- Твои узлы в любой слесарке развяжут - под пиво. Тогда и мне, и тебе ничего не обломится, за зря трудности примем.
- Так то по малому. В малом любой ошибется. Помнишь в прошлом году мужики поспорили?.. А червонец мне достался. Большое дело было: засадил двенадцать кружек без передыху. Ты мне большое предлагай – не ошибешься!
- Потому и говорю с тобой, знаю силу твою. Тяжело мне одному-то будет, живого слова некому сказать… Эх, и заживем!..
А у меня вдруг в голове как стукнет:
- Стой, Васек. А как мы добро из их квартир забирать будем?
- Ну, часть-то они сами отдадут – за слова добрые. Не знаю сколько, но факт с Петровичем есть, потому верю этому Кришне.
- А как мало дадут? Мы чай через трудности идем.
- Не боись! Хваткой их возьмем! Прижмем, если что, цугундеров этих! Ты меня знаешь!..
И такое слово ввернул – заливистое, командирское! Я так и представил, как в кино: Василий на белом коне с шашкой по деревне. И орет благим матом:
«Добрые слова получали, ядрена вошь?!! Хаты понабили барахлом всяким?!! А красному командиру – плошку?!! Всех порубаю!!! Тащи, Петька, мешки. Каждому норма по полтора пуда!..»
Тут меня сморило – за такие труды и полтора пуда? Здорово живешь!.. И Василий мой в образе заорал:
«… по полтора пуда мануфактуры! По два пуда провизии всякой! По учетной единице скотины, какая есть!..»
Что ж, думаю, он про девок-то молчит?..
Размечтался я, братцы, так, что подбородок отсырел. Столько сразу привалило! А в голове молоточки – тук-тук…
- Васек, а когда забирать-то будем?
- Соображаешь. Заковыка эта долго меня мучила. Сначала думал, как увидим, что добро через порог лезет, так и брать будем. А теперь понял: один раз заберем – другого не дадут. Когда противник план атаки знает, выбить его из траншеи тяжело. Потому сейчас решил я, что брать мы их совсем не будем.
Я аж поперхнулся:
- Как не будем? Мало же отдадут, Васек! Я этих знаю, из них не то, что пуд, кружки пива не нацедищь.
- А так.
- Погоди. Мы что, не беремся за это дело? Я уже сроднился с ним как-то.
- Дело-то мы сделаем. Только начнем помалу, с другого конца.
- Я похож на трудоголика? За здорово живешь ломать себя буду?!
- Да не кипятись. Ты не понял. Брать мы будем не их, а добро. Зачем воевать, если оно через порог полезет. И сколько добра желать им будем, столько и полезет через порог. Соображаешь?
- Всю жизнь, что ли?
- Точно. И ручейки в речку сольются, из которой мы черпать будем.
- Васек! Ты гений! Я тебе половину речки отдам.
- Ну, положим, половина и так моя. Так что делить будем твою сторону от фарватера.
- Эх! Мать честная! Раз на то пошло, согласен. Подожду чуток лишнего, и мне все равно набежит. Надо только дверь в квартиру пошире заказать. Как думаешь?..
- Это ты верно подметил. Вот что значит практика рабочая.
- Конечно, у нас в ЖЭКе мастера дельные. Все трубы на хрен сгнили, а слесаря ничего – держатся… Ты книжку-то дашь?
- Я тебе, Петька, так скажу. Гуру у тебя есть, и потому она тебе все расскажет. А книжку ищи себе сам. Только без обид. Ты пойми: как же я тебя без нее просветлять буду? Приходи завтра, дам почитать…
В коридоре, прощаясь, он хитро подмигнул мне и опять заговорил непривычно вежливо:
- Любаша, Петр Аркадьевич уже уходит. Дело он затеял доброе одно. Обещал завтра навестить нас.
- Вы, Петр Аркадьевич, приходите, не стесняйтесь. Я к завтрему пирожков слеплю. Чай пить будем.
Ох и хитер Васек! Любку втягивает, чтобы, значит, мою реку переделить. Ничего, я с Клавкой дома тоже побеседую…
- Спасибо, Василий Кондратьевич. И тебе, Любовь Александровна, спасибо. На пирожки обязательно зайду. Доброго вам здоровья и до свиданья.
Вышел, а у самого как в голове полыхнет:
«Ваське-то Петрович всего лишь «Приму» дал, а мне завтра пироги отвалятся! Дела-а-а!..»
Кришну я так и не нашел. Зато Клавка притащила от подруги книгу про сексуальное Кун-фу. Ничего, в ней тоже много слов ласковых – Клавка довольна.
Вы подумайте: харь этих, Кришнаитов, вдвое к нашему – и какие вещи про жизнь пишут. А желтых, тех вообще не сосчитаешь!..
Одно плохо, языком не владею. Начал, но никак не пойму по-ихнему. «Дао, Дзен» - как будто надкусано. И главный у них Конфузий какой-то. Сын у него еще был Инь-Янь. Иван, значит, по-нашему. И не пишут, мол, «дерьмо собачье», а манерно так, вежливо, по культурному, «Конфузий».
Поначалу трудно было – года два. А потом ничего, втянулся. Первые Любкины пироги, хоть и память, но уже забыты. На прошлый день рождения мне соковыжималку подарили. Дорогая штука. И я вот что думаю: Васек говорил, подбирать придется, а оно само в дом катится. Я уже и дверь в квартире поменял – жду, когда большое повалит…
Удивительное дело, всего-то и сказать надо:
«З Д Р А В С Т В У Й Т Е!..»
март 2003 г.
