В вагоне 2

Только в этом вагоне и только за этим окошком

озираю окрест запоздалую россыпь камней.

Но не Библии ради ведет меня это лукошко,

а тоска по великой и очень несчастной стране.

 

Чту у камня не суть, а ущербность его состояний.

Но за кладку ущербную мертвому честь не иметь.

Только право живого на медосбор подаяний

не чета монументу, зовущего Бога на смерть.

 

Это камень позора и камень за боль искупленья.

Это горечь желаний, на кои никто не горазд.

Только время страны, от начала, от крика рожденья

раскрошило в пути, как ребенок сухой пенопласт.

 

Чем ей можно помочь, этой вечно худой недотроге?

Чем развеять ей муку от этого долгого дня?

И лукошко полно, но за этим не видно дороги.

И Россия в окошке уже не услышит меня.

 

И горбатый Урал, и степенную ровность Поволжья,

и старушку-купчиху с горячей картошкой в руке,

и жару-кочегарку, и пыль по Руси бездорожья

прокачало в вагоне, пронежило, как в гамаке.