Степень свободы.
Был у меня сокурсник Сергей, еврей по национальности. Я сейчас про национальность не для того, чтобы какую-то из них унизить или возвысить. Нет. Но есть у евреев, да, пожалуй, у многих южных народов какая-то непостижимая для нас северян, любовь к детям. Ведь только всмотритесь и вдумайтесь как мы растим своих детей. Похвала редка, как день рождения, а упреки, тычки, нравоучения обыденны и привычны. Увидеть сегодня мамашу нервно одёргивающую свое чадо за ворот куртки или плечо разве это новость? Этакая национальная особенность растить детей в ореоле всеобщего хамства и грубости. Наверное, поэтому никто другой в мире не умеет так себя не любить, как это делаем мы. Попробуйте сказать нашей женщине, что она хорошо выглядит, и в лучшем случае она виновато улыбнётся и ответит сухо - спасибо. Или... Пожалуй, другой вариант ответа мы слышали ни раз. Совсем иначе у евреев, они любят и обожают своё дитя от рождения. Они хвалят и поощряют все его детские попытки узнать и украсить этот мир так, как он это видит. И он растет улыбающимся и любознательным, он самодостаточен.
О друге. Серега, на мой вкус, имел отвратительный голос и слух, он безжалостно перевирал даже те пять аккордов на своей гитаре, что успел выучить к восемнадцати годам. Но надо было видеть с каким искренним удовольствием и радостью он пел нам вечерами во дворе под гитару. Меня еще тогда удивляла эта его способность всегда и во всём видеть хорошее и улыбаться всем, в отличии от нас вечных хулиганов и задир. Потом он стал банковским служащим. Мы однажды случайно встретились где-то в городе в те жуткие девяностые, но кажется на нём они не отразились ничуть. Серёга был так же молод и жизнерадостен, он пригласил меня зайти как-нибудь в гости, но я не смог. Почему? Не знаю, не помню. Наверное, я испугался его лучезарности на этом сером фоне страшной обыденности. А потом вскоре я узнал, что его убили в одной из тогдашних шумных городских разборок. Его то за что?
Умение хвалить - это Божий дар. Умение критиковать и казнить - это убийственное наказание для обоих. Ведь известно - чтобы делать добро достаточно одного человека, но чтобы делать зло нужны как минимум двое.
Помню в школе нас приучили забывать о своем мнении. Потом армия и строевой шаг. Потом вольность девяностых и свобода, последовавшая за всем этим. А потом я взял в руки карандаш и начал тайно от всех рисовать в блокноте. И ничего из этой затеи не вышло. Пальцы не слушались, карандаш не слышал мысль, бумага меня отталкивала и пугала девственной белизной. Я испугался этого своего нового желания и новых неудач и забросил всё к чёрту или в долгий ящик. Я сам в себе в очередной раз критикой убил ребёнка, жаждущего изменить мир начиная с себя.
Так что же я знаю о свободе? Ничего. Я сам себе ставлю запреты и препоны, сам себя критикую и запрещаю жить полноценно. Я стал рабом дурацких убеждений.
Теперь я пишу тебе стихи, письма и прячу их в ящике письменного стола потому что никто в мире не должен знать, что взрослый и солидный мужик занимается такими глупостями. Но когда-нибудь ты найдёшь их и прочтёшь. И тогда ты, наверное, поймёшь почему я разрешаю нашей Наташке всё, почему любое её фантастическое желание для меня закон. Ведь это так здорово восхищаться, хвалить и поощрять своего ребенка, дарить ему ощущение реальной свобода, красоты и совершенства. Хватит нам уже зла, пора дарить добро.
***Никифор***
