К королю было запрещено обращаться с просьбами, и каждый житель страны это знал. В противном случае, просящего отправляли на Суд, где он подвергался жестокой каре или не менее будоражащему милосердию. Но те, кого помиловали, говорят, никогда не возвращались из монастыря.

Ошибка… Какую же ошибку совершила женщина, что рыдала и хваталась искалеченными холодом пальцами за мраморный пол? Она всего лишь попросила короля дать ее семье в долг несколько десятков монет, чтобы купить новую корову взамен почившей старой – разве так тяжело смилостивиться? Да если бы король захотел, то мог бы отдать ей хоть сотню – безвозмездно.

Но взамен он бесстрастно отправил ее на Суд. Всю в слезах, женщину силой выволокли во двор, чтобы сразу же отвести в смежное с замком владение – Белый Монастырь, где обитали Судьи, которых боялся весь честной свет.

Женщина сидела на тропинке, что вела ко входу в монастырь. Она обхватила свои колени и громко всхлипывала. Шансы, что ее пощадят, были невелики.

Ворота здания распахнулись, и вышли Судьи. Белые, даже белее снега, люди, на головах которых совершенно отсутствовали волосы, хоть все они были женщинами. Тела их покрывали длинные белоснежные мантии, которые сливались со снегом при ходьбе. Они шли по ледяной земле совершенно без обуви, словно и не чувствовали холода.

Как по сигналу, Судьи остановились, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь сдавленными всхлипами обреченной. Из шеренги Судей выступила та, что стояла посередине. Высокая женщина, на лице которой не отражалось никаких эмоций, а при взгляде в ее синие глаза, страх пробирал до костей. Она подошла к плачущей женщине и опустилась на колени, заставив ее взглянуть вверх.

Обреченная посмотрела на Судью и вмиг перестала рыдать.

- Милосердия, - прошептала она, - я прошу у вас милосердия… У меня семья, годовалый ребенок… Прошу, прошу вас…

Вдруг Судья улыбнулась ей. Ее улыбка бела теплой, хоть температура тела ей категорически не соответствовала. Женщина всегда понимает женщину, не так ли?

Судья ласково убрала волосы с лица осужденной и встала, отчего последняя чуть не упала – так сильно расслабилась ее плоть, находясь в успокаивающих руках самой смерти, принявший облик белого мага.

Судья вернулась на свое место, лишь немного выступив вперед от своих соплеменников. Молчаливо воззрившись на небо, она раскинула руки в стороны, а улыбка, направленная на горе этой женщины, все играла у нее на устах.

- Милосердие, - сказала она очень тихо, но слышали ее все в огромном дворе Белого Монастыря, - ты просишь нас о милосердии…

Сердце осужденной, казалось бы, прекратило свою бешеную гонку. Между тем, Судья раскинула руки в стороны, и едва зашевелила губами, из-за чего зажглись все факелы двора, все костры, зажглась даже огромная печь, стоявшая рядом с тропой.

Улыбка сошла с лица Смерти, и Судья снова взглянула на осужденную.

- Нас… Тех, кто ничего не знает о милосердии.

Судьи синхронно развернулись и зашагали обратно в монастырь. Но до ушей стоящих в полном оцепенении стражей и королевской свиты, пришедшей посмотреть на представление, донесся отчетливый шепот Судьи, уже после того, как ворота за ними закрылись:

- Сжечь ее.