На чердаке
Пыльный, унылый чердак. Растекается чёрная дымка.
Сложена кем-то «Косынка» на кипе старинных бумаг.
Умер какой-то чудак, и рыдает теперь невидимка.
Чёрный жасминовый чай — вкус забытый, волнующий, странный,
запах вдыхаю шафранный, и слышу слова: «обещай,
ангел прекрасный… прощай»… замяукал там кот чей-то драный.
В стенах грустят кирпичи, и страдают истлевшие кости,
бродят здесь мёртвые гости; на стенах застыли лучи.
Сердце, молю, не кричи! Упокойся на старом погосте.
Слышу — там плачут навзрыд пожелтевшие скрипки и строки,
каркают громко сороки; там ангел раздетый дрожит,
в луже проломленный щит и гниющие крылья и ноги.
Слёзы с тоскою мы пьём на останках немого клавира,
Учим сонеты Шекспира и дышим ночным ноябрём.
Ищем забвение в нём, чтоб растаять во мраке ампира.
Стол мой невзрачный — он нёс всё былое, что мною воспето,
Осень и мёртвое лето и крылья растерзанных ос.
На чердаке среди грёз упокоилось сердце поэта.
