На чердаке

Пыльный, унылый чердак. Растекается чёрная дымка.

Сложена кем-то «Косынка» на кипе старинных бумаг.

Умер какой-то чудак, и рыдает теперь невидимка.

 

Чёрный жасминовый чай — вкус забытый, волнующий, странный,

запах вдыхаю шафранный, и слышу слова: «обещай,

ангел прекрасный… прощай»… замяукал там кот чей-то драный.

 

В стенах грустят кирпичи, и страдают истлевшие кости,

бродят здесь мёртвые гости; на стенах застыли лучи.

Сердце, молю, не кричи! Упокойся на старом погосте.

 

Слышу — там плачут навзрыд пожелтевшие скрипки и строки,

каркают громко сороки; там ангел раздетый дрожит,

в луже проломленный щит и гниющие крылья и ноги.

 

Слёзы с тоскою мы пьём на останках немого клавира,

Учим сонеты Шекспира и дышим ночным ноябрём.

Ищем забвение в нём, чтоб растаять во мраке ампира.

 

Стол мой невзрачный — он нёс всё былое, что мною воспето,

Осень и мёртвое лето и крылья растерзанных ос.

На чердаке среди грёз упокоилось сердце поэта.