Новогодние подарки сирот. Из Артюра Рембо
I
Укрыта темью детская, простор густых теней,
И грустным нежным бормотаньем в тонкой тишине
Детей чуть слышно, и, склонясь, тяжёлыми мечтами
Они полны, за тюлем белым, что дрожит и тает.
Снаружи жмутся птахи друг ко дружке: стужа зла,
И серою каймою вышину обволокла.
Ступает Новый год, его туманной пелерины
По далям складки тянутся, заснеженной и длинной, --
И он поёт, рыдает, улыбается, дрожит...
II
Вокруг же неизвестность, темень чуткая лежит, --
И голосок чуть уловим за тюлем, всё дрожащим.
В нависшей тишине объяты думой настоящей,
Вдруг дети встрепенутся, лишь прервётся тишина:
Мелодия зари всегда так хорошо слышна,
Как будто бы металл звенит в её стеклянном шаре...
Вот комната, закованная в ледяном кошмаре,
И траурное платье смято, прямо на полу, --
Мороз царапнул, жалуясь, по белому стеклу,
Проник в жилище, и наполнил всё своим дыханьем.
Здесь не хватает главного, о, всё здесь в ожиданьи!
В холодной тьме улыбки беззаветно тёплой нет,
И упоенья доброго... безжалостен рассвет.
Своей любимой малышне разжечь огонь в камине
Забыла мать; но чем согреть их руки ледяные?
Оставила детей, когда злой холод лютовал,
В пух нежный не укутавши уютных одеял.
И ярость стужи утренней впустила страшной силы,
Но бедных малышей своих ничем не защитила.
О мать! Гнездо уютное, приют, медовый сон!
Укрытие, где не звучат ни горький плач, ни стон,
Где сонных птиц разнеженных качают ветки лихо
В гнезде пушистом; тихо дремлют, сладостно и тихо.
А здесь? Гнездо без перьев, без заботы, без тепла,
Где зябнут птахи, и ночная им страшна смола,
Они не могут спать, и не мечтают о полётах...
III
Почувствовало ваше сердце: дети те -- сироты.
Нет матери! И от отца вдали они живут.
Служанке трудно пожилой создать для них уют.
Одни, четырёхлетние, средь голых стен студёных,
Неясны тени их воспоминаний потаённых,
Но их они лелеют: в них хорошее опять,
Наивно, словно чётки, удаётся перебрать.
Ах, как искрится утро! рай исполненных мечтаний,
Где грёзы тьмы ночной блистают яркой явью,
Где веет от подарков чистым духом волшебства.
Ах, сахарные пряники и счастье торжества,
Огни, конфеты сладкие с фольгою золотою,
Взмывают вверх, виясь, бегут -- за мишурой густою,
Теряясь, и на ветках острых вспыхивая вновь.
Вот к детским радостно щекам прильнула жарко кровь;
Не протерев глаза, растрёпанные, сонно,
Они несутся к ёлке, всей звенящей, и зелёной,
Глаза лучатся светом их, вот праздник подошёл,
Блаженных грёз остатки, сна -- как утро хорошо!
...В одной рубашке, без всего, душистый запах чуя,
К родителям, за ласкою, и тёплым поцелуем.
IV
Мать им чудесные слова шептала много раз,
И дом большой был не таким, какой он есть сейчас:
Огонь, резвясь, высокий стрекотал в камине звонко,
И ярко спальню озарял, так чудно для ребёнка,
Пучком лучей багряных рассыпался, ликовал,
И лак блистал на мебели -- и лак на ней пылал.
Шкаф без ключей... о, без ключей! Коричневатый, тёмный,
Гигант, хранивший странный мир сокровищ потаённый,
Возле двери захлопнутой, в невидимый замок
Неясный, тихий лился и весёлый голосок.
Родительская комната совсем пуста теперь, и
Луч красный больше не живёт под запертою дверью,
И нет уж ни уюта, ни любви, и ни ключей.
Ребёнок каждый, как один -- ненужный и ничей.
Печальный праздник! их во тьме никто не охраняет,
Из голубых огромных глаз слёз градины роняя,
Такие крупные, -- заснут, в стране колючих слёз.
"Где мама?" -- вслух не прозвучит единственный вопрос.
V
Вот дремлют и сопят, вот тьма над ними глуше,
И снова виден плач: глаз красноту распухших,
И вздохи, что часты, и щёк солёных соль,
Нежней душа ребёнка, -- вероломней злая боль.
Но ангел колыбелей вытирает эти слёзы,
И сон, ещё тяжёлый, осеняет чистой грёзой,
Такой чудесной грёзой, что забудешь о мольбах,
Улыбкой засияя на обветреных губах.
...И снятся пробуждений нежных им прикосновенья,
Где в розовом раю играют ласковые тени,
Что больше не страшны им лютый холод и тоска,
Что бедные ручонки тихо тронула рука.
Им снится, что огонь поёт в камине разожённом,
Свод неба голубой; счастливою и обнажённой
Земля, в истоме сладкой, что от сна очнулась вдруг,
Лучами солнца нежного пьяна, как элем губ;
А солнце, как любимого, ждала благословенно,
Чтоб замереть от поцелуев, свежей, сокровенной.
Что в старом доме жарко, и играет алый луч,
Он вместо платья чёрного смеётся на полу,
Что ветер ледяной утих, и не проникнет в щели,
И, кажется, туда летят на лёгких крыльях феи,
Волшебницы! и к ним бежат с восторгом малыши.
Луч у кровати матери, сверкая, мельтешит,
И, розовея, медальоны освещает в ряд:
Беспечный перламутр и задумчивый гагат,
И каждый солнца ярче, только каждый в чёрной раме.
И золотом начертано на них навечно: "МАМЕ".
