СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ
Ничего, читатель мой, не скрою –
развесёлый и немного пьяный,
он по жизни всё идёт со мною
через бури, БУРы и бурьяны.
Задыхался я от страсти юной,
голосом опробывая слово,
и Есениным измучил струны
на гитаре той, восьмирублёвой.
И рыдали тётеньки, дебелы,
слушая надрывные куплеты,
как "опавший клён заледенелый"
под метелью всё поёт про лето.
Я, с друзьями шумными горланя
песню про "заботу в сердце мглистом",
думал утопить любовь в стакане,
а потом – пойти в рецидивисты.
А любовь топиться не хотела,
завертелось как-то всё иначе.
Сколько лет с поры той пролетело!
"Не жалею, не зову, не плачу..."
И в чеченском пекле том жестоком,
о судьбе своей ещё не зная,
я хрипел начмеду под Моздоком:
"Всё, отпела "роща золотая"..."
Мы друзей погибших хоронили,
злую водку пили на прощанье,
и в слезах кричали на могиле:
"До свиданья, друг мой, до свиданья!"
Всюду одинаковы зинданы.
Нас на волю вывели седыми.
... Вечно молодой и вечно пьяный –
спой, Сергей, о "белых яблонь дыме".
"Мы теперь уходим понемногу..."
И хотя давно сменилась эра,
примеряем все, тайком от Бога,
ту петлю на трубах "Англетера".
Исаакий смотрит безмятежно –
ста шагов он не дошёл до храма.
... "Ты по-прежнему такой же нежный", –
Тихо скажет старенькая мама.
*БУРы - бараки усиленного режима
