СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

Ничего, читатель мой, не скрою –

развесёлый и немного пьяный,

он по жизни всё идёт со мною

через бури, БУРы и бурьяны.

 

Задыхался я от страсти юной,

голосом опробывая слово,

и Есениным измучил струны

на гитаре той, восьмирублёвой.

 

И рыдали тётеньки, дебелы,

слушая надрывные куплеты,

как "опавший клён заледенелый"

под метелью всё поёт про лето.

 

Я, с друзьями шумными горланя

песню про "заботу в сердце мглистом",

думал утопить любовь в стакане,

а потом – пойти в рецидивисты.

 

А любовь топиться не хотела,

завертелось как-то всё иначе.

Сколько лет с поры той пролетело!

"Не жалею, не зову, не плачу..."

 

И в чеченском пекле том жестоком,

о судьбе своей ещё не зная,

я хрипел начмеду под Моздоком:

"Всё, отпела "роща золотая"..."

 

Мы друзей погибших хоронили,

злую водку пили на прощанье,

и в слезах кричали на могиле:

"До свиданья, друг мой, до свиданья!"

 

Всюду одинаковы зинданы.

Нас на волю вывели седыми.

... Вечно молодой и вечно пьяный –

спой, Сергей, о "белых яблонь дыме".

 

"Мы теперь уходим понемногу..."

И хотя давно сменилась эра,

примеряем все, тайком от Бога,

ту петлю на трубах "Англетера".

 

Исаакий смотрит безмятежно –

ста шагов он не дошёл до храма.

... "Ты по-прежнему такой же нежный", –

Тихо скажет старенькая мама.

 

*БУРы - бараки усиленного режима