Помню: 30 августа. Глажу отцу рубаху, стол высоковат, утюг тяжел для моих детских рук. Лето заканчивается, и на стуле передо мной прошлогодняя школьная форма, которую тоже предстоит погладить.

Помню: звонок в дверь, и сразу же - стук, словно там, за дверью очень спешат. Удивилась. Никого не ждала.

Помню: важно не бросить утюг на почти поглаженной рубашке. Поставила его на край стола, на подстеленное специально для глажки зеленое байковое одеяло. Подхожу к двери, а из-за нее женский голос: "Доченька, это я!"... И что-то случилось со мной в этот миг. Вдруг задрожали руки, и было очень трудно попасть ключом в замочную скважину. И нечто горячее взорвалось в груди, и ударило вверх, и полилось слезами. А там, за дверью, - мама, которую не видела полгода! И нужно отпереть эту чертову дверь! И наконец обнять её! И, конечно, - открыла, и обняла, и рыдала, уткнувшись лицом уже не в живот, а почти доставая головой до груди. Тогда я впервые узнала, что плакать можно вовсе не от боли и огорчений, а от непереносимой радости, которая если не прольется слезами, то просто разорвет тебя на маленькие осколки, которые кто еще возьмется собирать.

Помню: 13 октября. Раннее утро, до наступления которого нужно было еще дожить. Дотерпеть, считая по часам промежутки между схватками.

Помню: покрасневшие мамины глаза, наигранную улыбку и слова, кроме которых ничего не шло ей на ум "Ну что, это тебе не по-Споку?"

Помню: поездка в тряской скорой, мама, запихивающая в меня плитку шоколада, возня с документами в приемном покое, и вот уже распахнулись двери лифта, который увезет сейчас наверх, в родильный зал. И мамины руки, одновременно обнимающие, отстраняющие, благословляющие и не хотящие отпускать. И мое лицо, прижимающееся к мокрой от слез маминой щеке, уже к щеке, не к коленям, как раньше, не к теплому животу и не к груди. И слова: "Все хорошо", которые мы одновременно говорим друг другу.

Между этими воспоминаниями умещается ровно восемь лет. Восемь лет бунта, непонимания, взаимных обид и упреков, и ссор. И слишком мало объятий между. Слишком мало ласки и нежности. Десять лет - и восемнадцать. И между ними почти не было слез радости. Зато после - не счесть!