6.33 am (конкурсная редакция)

Все пройдет, и боль утихнет. Я знаю, потому что однажды получил то, чего очень сильно хотел. И вот, когда я получил это, оно обратилось в прах прямо у меня в руках...

 

Говорят, душевные раны рубцуются — бездумная аналогия с повреждениями телесными, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшиться, затянуться частично, но это всегда открытая рана, пусть и не больше булавочного укола. След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нём вспоминаешь, быть может, только раз в году, — но когда вдруг вспомнишь, помочь всё равно нельзя...

 

Francis Scott Key Fitzgerald

 

 

I

 

 

Я бегу. Узкая пустая улица. Эхо каблуков, отражающееся от брусчатки. Чуть замедляя бег, пытаюсь оглядеться. Старинные каменные особняки в стиле модерн. Европа? Не знаю. Бегу. Вопросы продолжают рождаться со скоростью света. Какой год? Век? Почему-то решаю, что это начало прошлого столетия. Обрываю поток сознания. Просто смотрю по сторонам и вдыхаю прозрачный воздух. Как же легко дышится мне в этом времени!

 

Навстречу идёт молодой человек. Высокий. Худощавый. Одет в классический костюм-тройку. Задумчив и отстранен. Я останавливаюсь. Он тоже. Улыбаясь, протягивает мне руку, — и в этот момент во мне рождается свет тысячи солнц!

 

— Почему ты так долго? Мы можем опоздать на премьеру.

 

Я ничего не отвечаю. Делаю вид, что понимаю, о чём он говорит. Касаюсь его ладони. И он ведёт меня по направлению к старинному зданию. Мой ум перестаёт задавать вопросы. Мне спокойно. Тепло тысячи солнц в наших руках…

 

Мы входим в один из особняков, расположенных на этой улице. Красота начинается в фойе с гардеробной и поручней лестницы. И не заканчивается. Лепнина, высокие потолки, расписанные сценами из античных времен. Огромные люстры, словно модели солнечной системы. Яркий свет. Я слышу звуки оркестра, настраивающего инструменты. Филармония. Мы входим в камерный зал. В нём много людей, почти все места заняты фраками, тройками с бабочками, вечерними платьями и млечными путями украшений. Он не отпускает мою руку. Ни на секунду. Оркестр, откашлявшись, отправляет на орбиту камерного пространства первую ноту. Симфония. Я слышу только её. Мыслей нет. Они исчезают. Исчезает всё. Прошлое. Настоящее. И будущее. Есть только она. Музыка.

 

Овации фраков и вечерних платьев возвращают миръ. Я поворачиваю голову в его сторону и вижу тот же взгляд, что и на улице. Он молча встает, по-прежнему не отпуская моей руки, и мы уходим. Эхо аплодисментов шлейфом следует за нами. В фойе к нам подходят незнакомые люди. Обнимают его. Поздравляют. Несколько фраков фамильярно хлопают его по спине, демонстрируя окружающим, что знают его. Он смущается. Благодарит. Руку мою не отпускает. И я всё понимаю — озарение подобно искровому разряду в атмосфере. Это была его Музыка.

 

Улица. Ночь. Эхо наших шагов, отражающееся от брусчатки. Тепло тысячи солнц в наших сердцах. Любовь…

 

 

Я просыпаюсь от звуков музыки. На часах — 6.33 am.

— Почему ты так долго?

 

 

продолжение: