Простите мне...

Простите мне...
Как Бродский нам писал: "до смерти любить тебя никто на свете не обязан"... Так обязую я себя, на зло ему, любить тебя не то что бы до гроба, так словно бы сквозь тьму. Любить я буду дольше, чем ты представить сможешь. Умру? Так ты вглядись. Моя ладонь в твоей руке. Пусть ветром. Пусть нескромно.
Любить я буду ярче, чем во сне. Гореть хоть свечкою, хоть спичкой - мне плевать. Лишь бы тебя согреть зимой, иль просто в холода.
Вглядись хоть раз ты повнимательнее в мир. В нём есть любовь. Она здесь в каждом дереве, листочке и в траве. Живёт она на облаке, в реке, в ночи, в тебе. Подумай не шаблонно, о том, как мир велик, он дарит тебе счастье, в котором каждый миг и есть любовь. Послушай сердце. Его мелодия как раз для той, что в шелесте листвы, в ударах хрусталя о землю, что каплями весны на наш приходит двор, и даже в солнечных лучах, что поутру так медленно крадутся через штору и вальс танцуют у тебя на простыне, крича: "проснись". Ну, вслушайся же. Знаю я, что ты мечтать едва ли сможешь о таком: вот звёзды мне в ночи рассказывают сказки об одном, как я и ты под дебюсси танцуем что-то о своём, мне реки открывают мир иной, там, где русалки чередой, кружатся, словно рой событий, как будто снова я и ты, кружимся с ними.
Мне мир показывает сказок море, но все лишь об одном: мне Бродский пишет на прощание своим потрёпанным пером: "до смерти любить тебя никто на свете не обязан". Простите мне. Я обязую лишь себя. Любить тебя немного больше, чем до смерти.
 
Простите мне...