Е.Евтушенко "Казнь Стеньки Разина" Читает Алексей Козлов
Аудиозапись
Отрывок из поэмы "Братская ГЭС"
Как во стольной Москве белокаменной
вор по улице бежит с булкой маковой.
Не страшит его сегодня самосуд.
Не до булок... Стеньку Разина везут!
Царь бутылочку мальвазии выдаивает,
перед зеркалом свейским прыщ выдавливает,
примеряет новый перстень-изумруд —
и на площадь... Стеньку Разина везут!
Как за бочкой бокастой бочёночек,
за брярыней катит боярчоночек.
Леденец зубёнки весело грызут.
Нынче праздник! Стеньку Разина везут!
Прёт купец, треща с гороха.
Мчатся вскачь два скомороха.
Семенит ярыжка-плут...
Стеньку Разина везут!
В струпьях все, едва живые
старцы с вервием на вые,
что-то шамкая, ползут...
Стеньку Разина везут!
И срамные девки тоже,
Под хмельком вскочив с рогожи,
огурцом намазав рожи,
шпарят рысью — в ляжках зуд...
Стеньку Разина везут!
И под визг стрелецких жён,
под плевки со всех сторон
на расхристанной телеге
плыл в рубахе белой он.
Он молчал, не утирался,
весь оплёванный толпой,
только горько усмехался,
усмехался над собой:
"Стенька, Стенька, ты как ветка,
потерявшая листву.
Как в Москву хотел ты въехать!
Вот и въехал ты в Москву...
Ладно, плюйте, плюйте, плюйте —
всё же радость задарма.
Вы всегда плюёте, люди,
в тех, кто хочет вам добра.
А добра мне так хотелось
на персидских берегах
и потом, когда летелось
вдоль по Волге на стругах!
Что я ведал? Чьи-то очи,
саблю, парус да седло...
Был я в грамоте не очень...
Видно, это подвело.
Дьяк мне бил с оттяжкой в зубы,
приговаривал, ретив:
"Супротив народа вздумал!
Будешь знать, как супротив!"
Я держался, глаз не прятал.
Кровью харкал я в ответ:
"Супротив боярства — правда.
Супротив народа — нет".
От себя не отрекаюсь,
выбрав сам себе удел,
Перед вами, люди, каюсь,
но не в том, что дьяк хотел.
Голова моя повинна.
Знаю, сам себя казня,
был я против половинно,
надо было — до конца.
Нет, не тем я, люди, грешен,
что бояр на башнях вешал.
Грешен я в глазах моих
тем, что мало вешал их.
Грешен тем, что в мире злобства
был я добрый остолоп.
Грешен тем, что враг холопства,
сам я малость был холоп.
Грешен тем, что драться думал
за хорошего царя.
Нет царей хороших, дурень...
Стенька, гибнешь ты зазря!"
Над Москвой колокола гудут.
К месту Лобному Стеньку ведут.
Перед Стенькой, на ветру полоща,
бьётся кожаный передник палача,
а в руках у палача над толпой
голубой топор, как Волга, голубой.
И плывут, серебрясь, по топору
струги, струги, будто чайки поутру...
И сквозь рыла, ряшки, хари
целовальников, менял,
словно блики среди хмари,
Стенька ЛИЦА увидал.
Были в лицах даль и высь,
а в глазах угрюмо-вольных,
словно в малых тайных Волгах,
струги Стенькины неслись.
Можно всё терпеть бесслёзно,
быть на дыбе, колесе,
если рано или поздно
прорастают ЛИЦА грозно
у безликих на лице...
И спокойно, (не зазря он, видно, жил)
Стенька голову на плаху положил,
подбородок в край изрубленный упёр
и затылком приказал: "Давай топор..."
Покатилась голова, в крови горя,
прохрипела голова: "Не зазря..."
И уже по топору не сруги —
Струйки, струйки...
Что стоишь, народ, не празднуя?
Шапки в небо — и пляши!
Но застыла площадь Красная,
чуть колыша бердыши.
Смолкли даже скоморохи.
Среди мёртвой тишины
перескакивали блохи с армяков на шушуны.
Площадь что-то поняла,
площадь шапки сняла,
и ударили три раза,
клокоча, колокола.
А от крови и чуба тяжела,
голова ещё ворочалась, жила.
С места Лобного подмоклого
туда, где голытьба,
взгляды письмами подмётными
швыряла голова...
Суетясь, дрожащий попик подлетел,
веки Стенькины закрыть он захотел.
Но, напружившись, по-зверьи страшны,
оттолкнули его руки зрачки.
На царе от этих чёртовых глаз
зябко шапка Мономаха затряслась,
и, жестоко, не скрывая торжества,
над царём захохотала голова!..
Е. Евтушенко, "Братская ГЭС", поэма.
