О хлебе
О ХЛЕБЕ.
Я видела однажды, по дороге.
Подбрасывал мальчишка хлеб сухой.
И ловко били хлеб шальные ноги.
Играл, как мячиком, он хлебом, озорной.
Тут подошла, старушка и, вздохнувши,
Взяла батон, заплакав вдруг, ушла.
Мальчишка в след глядел ей, улыбнувшись.
Решил, что это нищенка была.
Тут дед, сидевший на скамейке, рядом.
Поднялся и к мальчишке подошел :
« Зачем - спросил он, голосом усталым –
-Ты, мальчик поступил не хорошо»
А утром в эту школу ветераны,
На встречу приглашённые, пришли.
Мальчишке показалось очень странным,
Что ветераны хлеб, с собой, несли.
Узнал мальчишка, в старом ветеране.
Седого старика, на той скамье.
Он замер, тишина стояла в зале.
И хлеб душистый на большом столе.
Старушка, что ушла, тогда, с батоном,
Сидела рядом, грудь вся в орденах.
В глазах мальчишки голубых, бездонных.
Вдруг появился горький стыд и страх.
Она, разрезав хлеб, взяла горбушку.
Мальчишке, нежно, в руки подала.
И быль, рассказанная, той старушкой.
Его в блокадный Ленинград перенесла.
Вот перед ним возник холодный город.
Во вражеском кольце, кругом бои.
Свирепствует зима и лютый голод.
И тот батон, что поднят был с земли.
Прижав батон, он мчится по дороге.
Он знает, мать его, больная, ждет.
Торопится он к ней, замерзли ноги.
Но счастлив он, он хлеб домой несет.
А дома, бережно, батон он режет.
Куски считая, чтоб хватило им.
Пусть он сухой и пусть не очень свежий.
Он был единственным и очень дорогим.
Нарезав хлеб, сметает крошки в руку.
И матери, ее кусок, несет.
В глазах ее он видит боль и муку.
И тот немой вопрос «Ты ел, сынок»
Но, вспомнив, как он бил батон ногою.
Он выхватил батон у ней из рук
Мать закричала « Что, сынок, с тобою.
Дай хлеба, я умру от этих мук»
Растаял сон, он видит ветеранов.
Все в зале замерло, лишь слышен сердца стук.
Все сном прошло, остались только раны,
От боли той, в глазах стоял испуг.
Он понял цену, тем слезам и хлебу.
Который, дерзко, превратил он в мяч.
На землю, вновь его вернули с неба.
Слова старушки: « Ешь, сынок, не плачь»
Стоит она и гладит по головке.
В глаза глядит, так, как глядела мать.
Ему, вдруг, стало стыдно и неловко.
« Простите» - только это смог сказать.
Я видела, как тихо, по дороге.
Идет, мальчишка, голову склонив.
И дед седой все курит на пороге.
Всю боль души, молчаньем сохранив.
Подбрасывал мальчишка хлеб сухой.
И ловко били хлеб шальные ноги.
Играл, как мячиком, он хлебом, озорной.
Тут подошла, старушка и, вздохнувши,
Взяла батон, заплакав вдруг, ушла.
Мальчишка в след глядел ей, улыбнувшись.
Решил, что это нищенка была.
Тут дед, сидевший на скамейке, рядом.
Поднялся и к мальчишке подошел :
« Зачем - спросил он, голосом усталым –
-Ты, мальчик поступил не хорошо»
А утром в эту школу ветераны,
На встречу приглашённые, пришли.
Мальчишке показалось очень странным,
Что ветераны хлеб, с собой, несли.
Узнал мальчишка, в старом ветеране.
Седого старика, на той скамье.
Он замер, тишина стояла в зале.
И хлеб душистый на большом столе.
Старушка, что ушла, тогда, с батоном,
Сидела рядом, грудь вся в орденах.
В глазах мальчишки голубых, бездонных.
Вдруг появился горький стыд и страх.
Она, разрезав хлеб, взяла горбушку.
Мальчишке, нежно, в руки подала.
И быль, рассказанная, той старушкой.
Его в блокадный Ленинград перенесла.
Вот перед ним возник холодный город.
Во вражеском кольце, кругом бои.
Свирепствует зима и лютый голод.
И тот батон, что поднят был с земли.
Прижав батон, он мчится по дороге.
Он знает, мать его, больная, ждет.
Торопится он к ней, замерзли ноги.
Но счастлив он, он хлеб домой несет.
А дома, бережно, батон он режет.
Куски считая, чтоб хватило им.
Пусть он сухой и пусть не очень свежий.
Он был единственным и очень дорогим.
Нарезав хлеб, сметает крошки в руку.
И матери, ее кусок, несет.
В глазах ее он видит боль и муку.
И тот немой вопрос «Ты ел, сынок»
Но, вспомнив, как он бил батон ногою.
Он выхватил батон у ней из рук
Мать закричала « Что, сынок, с тобою.
Дай хлеба, я умру от этих мук»
Растаял сон, он видит ветеранов.
Все в зале замерло, лишь слышен сердца стук.
Все сном прошло, остались только раны,
От боли той, в глазах стоял испуг.
Он понял цену, тем слезам и хлебу.
Который, дерзко, превратил он в мяч.
На землю, вновь его вернули с неба.
Слова старушки: « Ешь, сынок, не плачь»
Стоит она и гладит по головке.
В глаза глядит, так, как глядела мать.
Ему, вдруг, стало стыдно и неловко.
« Простите» - только это смог сказать.
Я видела, как тихо, по дороге.
Идет, мальчишка, голову склонив.
И дед седой все курит на пороге.
Всю боль души, молчаньем сохранив.
