Менты. Дыхните.
Мы встретились с ним глазами, когда правая передняя дверка моего «опеля» поравнялась с этим упитанным старлеем в милицейской форме. И хотя и он, и я зафиксировали друг друга всего лишь боковым зрением, в прямом смысле этого слова мимолётно – через мгновение сидящая рядом со мной пассажирка прервала наш визуальный контакт, оказавшись на траектории наших взглядов – что-то заставило стража порядка неуловимым движением, не без изящества, надо сказать, вскинуть свой полосатый жезл на уровень груди.
Он только что закончил «разбор полётов» с очередным «участником дорожного движения», и находился в этот момент во вращательном движении – разворачивался в сторону проезжей части дороги. Намётанный глаз, тем не менее, зафиксировал и передал в подкорку сигнал: номерной знак содержит «чужие», иногородние, буквы. Знаменитый народный артист Эсамбаев позавидовал бы этому профессионально отточенному и скоординированному танцевальному этюду.
Пока я рылся в барсетке, разыскивая там документы, служилый тщательно рассмотрел лежащие в полиэтиленовом пакетике в правом нижнем углу лобового стекла моей машины талоны техосмотра и страховки. Ничего интересного не высмотрел.
Ленивым шагом обойдя капот, подошёл к опущенному стеклу дверки водителя, взял права, мельком взглянул. Представился. Конечно же, невнятно, как это принято у обременённых пустыми формальностями занятых людей. Что-то типа: Тпру-тум- баев.
- По каким делам в Одессе, Владимир Михайлович? – Он наклонился ко мне, чуть ли не засунув голову в «форточку».
- Да, так, в гостях, - я не был расположен к светской беседе, да и приучены мы телеэкраном к тому, что каждое лишнее слово может быть истолковано превратно и обращено против нас.
- Техпаспорт, пожалуйста.
- Сейчас, минутку, - техпаспорт, как назло, куда-то завалился, и я продолжал рыться в барсетке, стараясь не показать своего волнения по этому поводу и не суетиться.
На лбу выступила лёгкая испарина. Наконец нашёл.
- Выйдите из машины, пожалуйста.
Я вышел. Что-то удержало меня от препирательств, может быть подчёркнутая вежливость служителя порядка, не предвещавшая, как известно мне из личного опыта, ничего хорошего.
Мы отошли в сторонку. Молчание явно затянулось. Я не проявлял инициативы.
- Дыхните, - милиционер почему-то подставил мне своё левое ухо, с несколькими торчащими из него жёсткими волосками.
Я дыхнул. Он слегка закатил глаза, вслушиваясь в запахи.
- Ещё раз.
Я дыхнул ещё раз.
- Не употребляли? Может быть пиво? Вчера? – надежда светилась в голосе.
- Нет, не употреблял уже несколько дней, в том числе и пиво. Знаете, всё время за рулём, приходится много ездить, поэтому – воздержание – норма нашей жизни, как говорится.
Мой неуклюжий юмор, как всегда, его, похоже, только насторожил и приободрил.
- Пройдите, пожалуйста, за мной, - ух, как я не люблю вежливых милиционеров!
Мы подошли к «ладе» с мигалками.
- Присядьте на переднее сидение, рядом с сержантом.
И бросил уже сержанту:
- Проверь!
Я сел рядом с сержантом, и молча посмотрел ему в глаза.
- Где работаете, Владимир Михайлович?
- Пенсионер.
- М-м-да! Придётся проехать, Владимир Михайлович, в поликлинику, сдать анализы на наличие алкоголя.
- Какое там наличие? И чего нам ездить, время и бензин терять. Давайте я дуну в вашу трубочку, и вы убедитесь, что со мной всё в порядке. Я, в самом деле, не брал в рот несколько дней, даже пиво. Меня жена ждёт в машине. Вот, могу дать двадцатку за беспокойство, больше не дам. Только время потеряете, и своё и моё.
«Двадцатку» младший сержант пропустил мимо ушей, всем своим видом показывая, что такая смешная сумма не может даже считаться попыткой дачи взятки. И говорить здесь, и торговаться, тем более, не о чем.
- Давайте, всё-таки съездим в поликлинику, это не далеко, здесь на Балковской, час-полтора всего-то и займёт. Вы же слышали, начальник сказал: «проверить». Он же в фуражке, вы видели, а я всего лишь в кепке, надо исполнять.
- Но я не хочу ехать в вашу поликлинику, давайте уж тогда – в какую-нибудь другую.
Это моё предложение сержант не удостоил внимания, как абсурдное с его точки зрения.
- Вы только представьте себе, сколько мы с вами потратим впустую такого дорогого времени. Ваш начальник останется без работы в одиночестве, моя жена истоскуется. Вы же прекрасно понимаете, что всё это напрасно. Давайте для начала всё-таки я подышу в вашу трубочку, и вы убедитесь, и ваш начальник убедится.
- Нет у нас никаких трубочек, их отменили.
- Поймите, я буду просто вынужден жаловаться вашему начальству, и требовать компенсации морального и материального ущерба, иначе жена меня съест. Кроме того, если анализы в вашей поликлинике и покажут что-нибудь, я обязательно сдам их в течение часа ещё в трёх местах. Да разве я похож на пьяного? – От безысходья пошёл я по второму, или по третьему уже кругу, понимая, что нельзя замолчать, это будет расценено, как готовность сдаться.
- А почему у вас лицо такое красное?
Ух, ты! Обнадёживающий разворот беседы! Что же, если мы начали обсуждать симптомы предполагаемого моего подпития, значит, лёд тронулся, значит, сержанту самому вовсе не хочется ехать со мной в поликлинику. Он сообразил, видимо, что такой зануда, как я, и в самом деле может если не учинить скандал, то создать проблемы.
- Лицо? Вчера же было воскресенье, дорвался до пляжа. Быть в Одессе и не искупаться – разве можно?
Во время разговора сержант не смотрел на меня, про красное лицо – это, скорее всего, «домашняя заготовка». Он вертел перед глазами техталон, последняя запись в котором была предельно краткой: «отменить». Поверх этой записи красовалась большая синяя печать с трезубом посередине. Наконец-то заметил!
- Что это? – Он ткнул пальцем в печать.
- Да, так. Ошибся гаишник. Отменили штраф. Это давно было. – Я изо всех сил старался, чтобы мои слова звучали как можно скромнее.
- Это в ваших родных краях, по месту регистрации. У нас такого не бывает.
Я счёл за благо промолчать.
У сержанта явно не складывалось выполнить главную задачу – раскрутить иногороднего пенсионера, у которого, по всему, есть деньги. Он поскучнел. Было видно, что готовит подходящие слова для достойного отступления с захваченных вероломно позиций.
- Вот что, Владимир Михайлович, я вам верю, возьму ответственность на себя. Командир мне, конечно, всыплет, да что уж тут поделаешь, мягкий я человек, а значит – придётся перетерпеть. Счастливого пути. – Он протянул мне права с вложенными в них техпаспортом и талоном.
Я вышел из милицейской «лады», и направился к своей машине.
Отдать сержанту двадцатку я не рискнул. Да и в самом деле, разве это деньги сейчас? Будь у меня хоть малейшее сомнение в собственной трезвости, я бы с радостью отдал в десять раз больше, и был бы счастлив, что легко отделался.
