Людмиле
Я ничего не говорил,
рукой предчувствуя перила,
как будто бы согласен был
со всем, что ты мне говорила.
Ты говорила. что в беду
моя дорога и в ненастье,
но я-то верил, что найду
своё - единственное! - счастье.
Так явно помнится теперь:
непримиримо, что есть силы.
закрыл некрашеную дверь.
а та вдруг вскрикнула:
"Людмила!.."
Гоню, гоню виденье прочь -
за годы, в марево метелей,
но гулко-гулко,
как в ущелье:
"Людмила!..." -
вскрикивает ночь.
