Людмиле

Я ничего не говорил,

рукой предчувствуя перила,

как будто бы согласен был

со всем, что ты мне говорила.

 

Ты говорила. что в беду

моя дорога и в ненастье,

но я-то верил, что найду

своё - единственное! - счастье.

 

Так явно помнится теперь:

непримиримо, что есть силы.

закрыл некрашеную дверь.

а та вдруг вскрикнула:

 

"Людмила!.."

 

Гоню, гоню виденье прочь -

за годы, в марево метелей,

но гулко-гулко,

как в ущелье:

 

"Людмила!..." -

вскрикивает ночь.