Уозенпурльнская ночь

Пока у человека остаются эмоции по отношению к каким-либо вещам, любовь или страх или что-нибудь еще, то он не может смотреть на них корректно.

Алистер Кроули

Его звали Уозенпурльн. Каждый вечер он приходил в старый парк и играл на рояле. Мне было тяжело слушать суровые стоны его обреченной игры. Каждый раз он уходил из парка ровно в полночь, но однажды он решил остаться там навсегда…

Daniel A. Anpilogov, «Книга, которую не следовало бы писать»

Играл на рояле в старинном саду

Один пианист одинокий,

Не помню, в каком это было году –

Все помню как сон я глубокий;

Деревьев холодные ветви дрожат,

И красные падают листья;

На мертвой тропинке, чернея, лежат

Рябины алеющей кисти;

Все воет и воет воздушный поток,

Рояля все музыка льется;

И сей пианист от любви одинок,

Ненужным в народе зовется;

Всё плачут холодные звуки игры,

Всё ноты по ветру летают,

Всё ждет пианист той священной поры,

Когда его люди узнают,

Когда эта песня мелодий его

На траурном вспомнится пире…

Он многого хочет, не так уж легко

Достичь все в угаснувшем мире.

Повтор за повтором проигрывал он,

Замерзли усталые пальцы;

Реальность, казалось ему, это сон,

Кто молоды – вечные старцы;

В саду опустевшем он чувствовал жизнь,

А в жизни – пустое пространство;

Он радость искал похоронных средь тризн,

А в радости видел коварство;

В бессмысленном много он смысла искал,

Но смысла не видел во многом;

Безвинным казался холодный кинжал,

Невинность считал он пороком;

Во тьме он лелеял угаснувший свет,

Во свете же тьму он лелеял;

И чертово сонмище жизненных бед

Подкралось. И ветер все веял…

Лежит перед ним безутешный кинжал,

Кровавою тьмою покрытый;

Недавно он с места убийства бежал,

Любовною тьмою гонимый.

И вот он играет в последний свой раз,

Чтоб музыки горю предаться,

Чтоб в памяти каждого было из нас

Чего мы должны опасаться.

За месяц до этой суровой игры

Он был до бескрайности счастлив,

До той безутешно-жестокой поры

Он не был в любви так опаслив,

И в счастье он верил, и верил в любовь,

Все в розовом видел он цвете,

И вера его закипевшую кровь

Гоняла в малиновом свете;

Он верил, что будто бы был он любим,

Он верил, что все столько прекрасно…

И был до безумия чувством одним

Заполнен он крайне опасно.

Но быстро разрушилось счастье его,

И яркие краски пропали;

Во всем он не видел совсем ничего,

Судьбы почернели скрижали;

Покинут, обманут и предан он был,

Измены пучина разверглась;

Любовный котел в одночасье остыл,

И вера несчастьем низверглась.

Нашел он суровый старинный кинжал,

Питаясь надеждою мести,

Пред нею, любимой, он зверем предстал,

Пред маской обмана и лести;

«Прости!» - только вскрикнуть успела она,

И вздрогнуло бледное тело…

Реви же, реви!, моей лиры струна!,

Чтоб ночь ты слезами воспела!

И в грудь ей вонзил он холодный кинжал,

И тут же своими губами

К ее охладевшим губам он припал

И волосы гладил руками;

То не был прощенья живой поцелуй –

То смерти прощание было;

Реви же, реви!, моя лира, горюй!,

Такую всё смерть и сулило!

Бежал он от чувства глубокой вины,

Но есть ли вина его в этом?..

В саду музыкальные, тяжкие сны

Оставлены верой и светом…

III

Уже наступила холодная ночь,

Окончил игру он устало;

Забыть этот мир был уже он не прочь:

Ему все сиять перестало;

Не светят ни звезды, ни лунный оскал,

Природа всей жизни почила;

Уже он от жизни и смерти устал,

Раскаты судьба прекратила;

Лишь крышка рояля – как гроб ледяной,

Навеки набросила купол ночной.

4.07 – 7.07.2017 год