Станфордский предприниматель
В Станфордском университете, в небольшом дворике лаборатории оптической физики, я сидел на именной скамеечке под сенью апельсинового дерева. Табличка с именем спонсора, профинансировавшего строительство этого изящного сооружения, сияла корабельным медным блеском в полуметре на тщательно выкошенном газоне. Матово - оранжевые шары прошлогодних ещё апельсинов развесил, казалось, на дереве изощрённый специалист в области икебаны. Сорви один плод, и безвозвратно испортишь безупречно гармоничную картинку.
Мягкое январское солнце приближалось к зениту.
Несколько свежих окурков рядом с большой, явно не для курцов, урной красноречиво свидетельствовали о том, что курить здесь можно. И я с удовольствием закурил свою, из домашних запасов, приму-люкс. Любые местные сигареты неизменно вызывали у меня неудержимый кашель. Неспешно перекурив, я слегка задремал, опьянённый апельсиново-табачным калифорнийско-украинским ароматом.
Передо мной стоял, и что-то невнятно бормотал элегантно, по-европейски одетый в пиджачную тройку, старичок. Аристократическим жестом он указывал на урну. «Всё-таки нельзя» - пришло мне первым делом на ум. А поскольку мои познания в английском языке ограничивались несколькими самыми расхожими словами, я произнёс одно из них:
- Окей, - и про себя добавил: «больше не буду».
Это славянское словосочетание – я больше не буду – чем-то сродни другим славянским заклинаниям типа: «вот те зуб», «век воли не видать», «мамой клянусь».
Как это ни странно, мой неожиданный собеседник был явно удовлетворён ответом. Он поблагодарил меня грациозным кивком головы и направился к урне.
Достав из кармашка перекинутой через плечо сумки белоснежные перчатки, и натянув их на узкие ладони с длинными музыкальными пальцами, он встал в позу хирурга. В руках у него оказались небольшие каминные щипчики, которые он профессиональным движением ввёл в жерло мусорного бака.
Так отоларинголог при помощи пинцета извлекает из детского ушка жучка или бусинку, а проктолог, используя совсем не медицинские пассатижи, ухватившись за цоколь, тянет из попы потенциального гомика, одолеваемого зудом экспериментаторства, электрическую лампочку.
Схваченная за горлышко щипцами, блеснула трёхсотграммовая бутылочка из-под пива и скрылась внутри висевшей уже на животе сумочки. За ней последовала ещё одна из-под кока-колы, ещё одна пивная…
В полиэтиленовый пакет с логотипом местного супермаркета отправились извлечённые на свет божий разноцветные алюминиевые банки из-под напитков…
Закончив операцию, и сунув перчатки на своё место, старикан раскланялся со мной лёгким движением головы и церемонно удалился.
В нескольких шагах от моей скамеечки стоял ряд специальных баков с надписями: «бумага», стекло»…
Тот, который «стекло», был наполовину заполнен бутылками. Однако, это стеклянное эльдорадо абсолютно не заинтересовало моего добытчика. Объяснение этому факту оказалось предельно простым. Я и сам мог бы догадаться.
- У каждого свой бизнес. Баки установила фирма, специализирующаяся на сборе вторсырья. Всё, что попало вовнутрь этих баков – собственность компании. Наш «частный предприниматель» нашёл свою нишу. В Америке не все такие уж дисциплинированные и сознательные, чтобы сортировать отходы. Есть и такие, кто принципиально этого не делает, кто считает, что подобные требования нарушают их права и свободы. Честно говоря, мы иногда специально бросаем бутылки и банки в обычные урны. Этот мужичок нам симпатичен. – Прослушал я лекцию сына - аспиранта.
- И что, в Америке есть пункты приёма стеклотары?
- Конечно есть, в Америке всё есть, как в Греции.
