Из воспоминаний о Великой Отечественной войне моего отца. Отрывок из романа "След на земле".

 

Стрелковый полк, в котором воевал Афанасий Кобликов во второй половине февраля, настигнув противника, завязал с ним бой, который длился более десяти дней без перерывов. За это время обстановка на фронте резко поменялась и контратаки немцев переросли в наступление. За последнюю неделю батарея Афони отразила двадцать одну контратаку и атаку гитлеровцев, уничтожив одиннадцать танков и семь самоходных установок, а уж подсчитать количество солдат и офицеров было просто невозможно, но не менее сотни. Конечно, и батарея понесла существенные потери. Были уничтожены две пушки, а в расчетах действующих орудий осталось по три-четыре человека. За эти дни жестоких боев старший лейтенант Кобликов был ранен в плечо и дважды контужен. Но бросать свою батарею и бежать, зализывать раны было не в его характере.

- Вот освободим от фашистов Харьков, - говорил он своей боевой подруге, - там и пойду в медсанбат. А, сейчас не до того.

К концу десятых суток в батарее практически кончились снаряды. А на утро одиннадцатых, нервы комбата не выдержали. Афоня уже три дня добивался, чтобы ему подкинули боеприпасы, но все его заявки и напоминания так и остались невыполненными. Даже не удосуживались дать объяснений на его вопросы. Теперь, когда наличие снарядов сократилось до критического минимума, он решил сам пойти в штаб и там, на месте, выяснить причину такого отношения к его законным просьбам и требованиям. «Может, они там подскажут мне, как воевать без боеприпасов и уничтожать фашистские танки? И так уже матерными словами больше стреляем».

Но не успел Афоня отойти от своего блиндажа и десятка метров, как в небе над его головой обнаружилась «рама». Так в советских частях называли немецкий двухкорпусной самолет-разведчик. Рама, словно издеваясь, нахально летела так низко над землей, будто знала, что в неё стрелять нечем. Комбат Кобликов невольно остановился. «Вот же суки, наверняка уже сфотографировали наши позиции, - подумал он, - и через полчаса начнут артобстрел, чтобы закопать нас в этой рощице». Пришлось вернуться и отдать приказ всем орудийным расчетам сменить позиции, передвинув их вперед, ближе к пехотным траншеям. Свой наблюдательный пункт перенёс туда же. Поход в штаб за ответами, снова откладывался.

Артобстрел начался спустя сорок минут с того момента, как «рама» прогулялась над головами. Снаряды и мины рвались как раз там, где ранее располагались его орудия. Когда обстрел прекратился, той рощицы, которую они вовремя покинули, практически не было. На этом месте зияли сплошные воронки и выбоины. Одиночные, переломанные стволы деревьев, что ещё стояли над этими ямами и холмиками напоминали кладбище, с которого сбежали покойники. «Нет, слава Богу, мы ещё не покойники, - радостно отметил свою находчивость Афоня, - мы ещё повоюем. Было бы только чем».

Он ещё раз прошёл с инспекцией по расчетам своей батареи. «Хватит ли снарядов отбить атаку, после артподготовки немцев?» Не успел он закончить свою безрадостную инспекцию, как услышал немного писклявый, но такой любимый голос своей связистки: «Танки! Слева три!» Он оставил её у стереотрубы вести наблюдение за плацдармом. Вера периодически дополняла счёт: «Пять! Семь! Идут шахматным порядком». Афанасий сам побежал к ней, взглянуть и оценить диспозицию. Вера видела его в щель блиндажа, но видимость перекрыл прибежавший на НП ординарец командира стрелковой роты. Он рассчитывал что-то передать командиру батареи, но не успел открыть рта, как раздался оглушительный взрыв, потрясший землю и подбросивший вверх всех обитателей НП.

Месиво из земли, снега, пыли и ещё непонятно чего ещё не осело, когда Вера очнулась. Задыхаясь от угара и тяжести, навалившейся на неё земли и бревен блиндажика, она с трудом выбралась из завала. Оказавшись на поверхности села и осмотрелась. Голова гудела, и в глазах еще мелькали звездочки с обрывками разноцветных кругов. Глаза привыкали распознавать окружающую действительность. Самой большой заботой стало для неё отыскать своего любимого Афоню и помочь ему, если он ранен. В поле зрения попала окровавленная голова ординарца Пети. Она была оторвана от туловища и вызвала приступ тошноты. Рот так и остался открытым, пытаясь договорить важное известие. От охватившего ужаса Вера вскочила на ноги и побежала. «Но, где комбат? Может, он у орудий? А почему молчат пушки?»

Она снова увидела немецкие танки с паучьими крестами. Они приближались, но по ним никто не стрелял. Метрах в десяти от неё снова вырос столб земли от разорвавшегося снаряда. Её сбило с ног взрывной волной, но не ранило осколками. Танки вели огонь по линии их обороны. «Где же Афоня?» Этот вопрос повторялся в мозгу с каждым ударом пульса.

Наконец, она увидела его, метрах в тридцати от себя. Он бежал к орудию, что стояло в низинке. Обрадовалась. Живой её ненаглядный. «Но почему орудие установлено в низинке? Ведь было же его приказание выдвинуться к передней траншее и встать на прямую наводку. Выходит, командир орудия не выполнил приказа комбата. Значит, Афоня сейчас ему задаст. Только почему не выполнил? Что-то помешало? – все это проносилось в её голове с невероятной быстротой.

А танки неумолимо приближались. Вера с тоской смотрела на них, не зная, что ей делать. Рация была разбита после взрыва. Наконец, она решила быть ближе к своему возлюбленному и, спохватившись, побежала в его сторону. Перед глазами снова вырос столб земли. Запоздало упала. На какое-то время потеряла сознание, а очнувшись, увидела наползавшую на неё громадину танка с лязгающим хрустом гусениц. Танк был метрах в шести от неё. По спине пробежал холодок. «Неужели, он сейчас раздавит меня? Неужели, конец?» Какой-то внутренний инстинкт, подстегнул ее, и она бросилась в сторону в глубокую воронку. Тут же прогремел оглушительный взрыв. Вихрь земли и осколков пронесся над её головой. Мелькнула мысль, что это наши ударили по танку. С минуту ждала другого выстрела. Ведь бывает, что артиллеристы для верности посылают ещё один снаряд по танку, но повторного выстрела не последовало. «Наверное, из-за нехватки снарядов в расчетах, - решила она. – Давно уже не было подвоза, несмотря на заявки».

Выглянула из воронки. Танк густо дымил.

«Наверное, Афоня его подбил, - подумала Вера. – Только он мог с одного выстрела попасть куда надо. Конечно, ему пришлось для этого повернуть пушку, но он всегда знает, что нужно делать».

Она хотела выскочить из воронки и продолжить бег к своему командиру, но попытка встать не удалась. Голова все ёще кружилась и звенела. Снова замелькали круги и звездочки в глазах. Снова потеряла сознание. Очнувшись через какое-то время, ощутила приступы тошноты. Головная боль усилилась, но головокружение и звон почти прошли. Прислушалась. Взрывы отодвинулись куда-то в сторону. Снова предприняла попытку встать. С трудом приподнялась и посмотрела на горящий танк. Из него стали вылезать фрицы в черных комбинезонах. Один из них горел, другой помогал ему спуститься и сбить огонь, третий вылезал через люк водителя. Его лицо было в крови, но оно выражало звериный оскал. Их глаза встретились, и он вскинул автомат. Вера поймала себя на мысли, что совсем не боится, как это было несколькими минутами раньше, когда танк мог раздавить её. Она автоматически вскинула свой ППШ и выпустила очередь в этот кровавый оскал. Тот тоже выпустил очередь в неё, но пули просвистели над головой. Её же пули достигли цели, и механик-водитель повис в своем люке. Вера перевела автомат на других немцев и, не дожидаясь их действий, расстреляла обоих, выпустив все патроны.

Стрельба вернула уверенность её непослушному телу, да и голова заработала лучше. Она поменяла диск в своем ППШ, и, покинув воронку, медленно потрусила в сторону своих пушек. Спустившись в низинку, увидела своего Афоню у орудия. Он наводил ствол на еще один приближающийся танк. Пригнувшись, подбежала к нему.

- Живая, Верунчик? – он бросил на неё мимолетный взгляд, не отрываясь от прицела. – Давай-ка, помоги Белову».

Вера обернулась и увидела командира орудия лежащим на пригорке. Он был тяжело ранен и истекал кровью. Она быстро подбежала к нему. Присев на корточки, расстегнула полевую сумку и достала перевязочный пакет. Сквозь грязь, копоть и кровь, она увидела посиневшее лицо, которое ещё могло говорить.

- Не надо, голуба. Беги, помогай командиру, а мне уже не поможешь. Справа от орудия, в щели, ещё есть парочка снарядов. Это неприкосновенный запас. Думаю, настало время сделать его прикосновенным. Давай, девонька, - после этих слов, сказанных с трудом, Белов застонал, потом захрипел и затих.

Когда Вера поднесла Афоне один из снарядов, он как раз сделал выстрел по танку. Тот был метрах в шестидесяти, но комбат не промахнулся. Танк закрутился вокруг своей оси и остановился. Вера мысленно поздравила своего любимого с метким выстрелом. Он тоже улыбнулся своей особенной улыбкой скромного мальчика, которому неудобно, что его расхваливают.

К Вере протянул руки заряжающий, здоровяк Василий Мадянов.

- Где взяла? – грубовато спросил он.

- Там в ложбинке, в щели. Белов подсказал.

- Там еще есть? – спросил, повернувшийся к ней комбат. На этот раз его улыбка стала шире. Он был рад и ей, и снаряду. И повернувшись к Мадянову, коротко бросил: - Заряжай.

- Есть ещё два: бронебойный и осколочный.

- Неси, Верунчик.

Вера поспешно бросилась к щели. За её спиной раздались два взрыва. Танки огрызались и не медлили с ответом. Подхватив бронебойный снаряд, кинулась обратно к орудию. Оно было немного наклонено, так как один из взрывов лег перед самой пушкой. Командир и заряжающий, отряхиваясь, поднимались с земли. Похоже, оба отделались легкой контузией. Но приблизившись к ним вплотную, Вера заметила, что оба получили осколочные ранения. У Афони из-под шапки, по щеке к подбородку, стекала струйка крови. У Мадянова была повреждена левая рука, но он, не обращая внимания на боль, резво подхватил у Веры снаряд и вложил его в казенник.

- Тащи ещё, подруга, - распорядился он.

Вера хотела было кинуться к Афоне, чтобы перевязать его, но все же передумала, и снова побежала к щели за снарядом. Оглядываясь, она видела, как оба поправляли пушку, готовя её к выстрелу. Выстрел оказался неудачным. Видимо, всё-таки прицел был сбит.

- Это последний, - протянула осколочный снаряд Вера.

Раненый Мадянов был уже не таким резвым. Он, покачиваясь, с трудом проделал свою работу, зарядив пушку. Вера в это время снова сделала попытку перевязать рану на голове командира. Его руки тоже были в крови. Вероятно, он стирал кровь с лица. Афоня в категорической форме отказался.

- Некогда, Верунчик. Рана пустяшная. Да и не рана, а царапина, - он был поглощен боем.

Танки были совсем рядом. Сразу два из них были метрах в тридцати от орудия. Последний выстрел был точным, но особого вреда танку не причинил. Казалось, что теперь он раздавит весь орудийный расчёт.

- Чего вы на них смотрите? – раздался голос Васьки Мадянова. – Возьмите диски в моем вещмешке и бегите. Гранаты оставьте мне.

Он был готов пойти на танк с гранатами. Но, к удивлению всех, оба танка резко повернули вправо. Вере показалось, что они испугались метких выстрелов Афони, ведь уже четыре танка горели от его попаданий. Еще три танка были подбиты другими расчётами батареи Кобликова. Но и эти два танка были подбиты оставшимися расчетами.

Но тут прозвучали автоматные выстрелы. Огонь подтянувшейся пехоты был плотным. Афоня прикрывая Веру, увлек ее за броню орудия. Мадянов всей своей широкой фигурой принял не меньше десятка пуль и рухнул в мокрую землю. Афоня ползком бросился к нему и, забрав его автомат и гранаты, открыл ответный огонь. Начала стрелять и Вера. Потом Афоня метнул и пару гранат туда, где были фашисты, заставив их умолкнуть. Воспользовавшись затишьем, они поползли назад, к своим верхним расчетам.

Оказавшись в безопасности, Вера первым делом кинулась исследовать раны своего возлюбленного. Левая сторона шапки была набухшей его кровью. Осколок вскользь рассек кожу на голове сантиметров десять, образовав кровоточащую борозду. Вера, умело обработав рану, несмотря на возражения Афони, что его засмеют за такую царапину, наложила повязку. Но как оказалось, кроме раны на голове, было ещё одно ранение в ногу. В сапоге хлюпала кровь. Осколок прошил насквозь икроножную мышцу чуть выше голени. Но кость была не задета, что обрадовало обоих. Вера и здесь наложила тугую повязку, которой бы позавидовал любой медик. Потом она сбегала куда-то, раздобыла полведра чистой воды и помогла Афоне умыться.

Афоня поблагодарил Веру. Правда, сдержанно, скупо, но похвалил.

-Ты у меня на все руки мастерица. Вот закончится война, увезу тебя к себе в деревню. Эх, заживем. Ты нарожаешь детишек, и будет нам счастье. Забудем эту войну к чертовой матери.

Вера не возражала. За Афоней она была готова ехать куда угодно, хоть на край света. Была уверена, что с ним будет счастлива везде. «А что касается детишек, то первый из них уже растёт под сердцем. Правда, это не совсем точно, но все признаки, что она беременна, проявляются уже несколько недель. Вот только, что будет, когда пузо станет заметно? Демобилизуют, наверное? А, как же он тут без меня? Без меня его точно убьют. Он ведь такой бесшабашный, себя совсем не бережет». Ей стало грустно.