41.5-6. §5. "Последнее выступление на совещании главных врачей". §6. "Финальная комиссионная комплексная проверка Ивдельской СЭС". Глава сорок первая: «Долгожданные всходы и разочарованный отъезд". Из книги "Миссия: Вспомнить Всё!"
Глава сорок первая «Долгожданные всходы и разочарованный отъезд»
§5. "Последнее выступление на совещании главных врачей"
Первое моё выступление на совещании главных врачей стало памятным для всей санитарной службы области.
Не прошло и трёх месяцев с начала моей работы главным врачом в Ивделе, как оргметодотдел ОблСЭС поставил моё выступление в повестку очередного заседания.
Я вышел на трибуну и очень подробно начал излагать свой взгляд на задачи санитарно-эпидемиологического надзора на подведомственной территории, а также свои впечатления, полученные за прошедший небольшой отрезок времени.
Минут через пятнадцать произошло почти то же самое, что и на сцене клуба им. Кринова на четвёртом курсе мединститута, когда мы показывали сценку из «Клопа» Маяковского.
В самый разгар моего выступления Ощепкова тихо поинтересовалась у заведующей ОМО Кальченко, где находится предварительно согласованный с ней текст доклада Смородина.
Та пожала плечами и заявила, что такового я не представил ей.
О существовании таких правил я тогда ещё не мог знать.
Меня никто не проинструктировал заранее.
Когда в своём докладе я дошёл до раздела надзора за строительством объектов промышленного производства (газопровода «Уренгой-Помары-Ужгород») с перечислением выявленных недоделок, а также обратил внимание слушателей на бескомпромиссную борьбу санитарной службы с произволом властей, стремящихся любыми неправедными путями выломать руки представителям государственного контроля (я отметил героическое противостояние наседавшим строителям с моей стороны и лично заведующего Чемалтдинова), Кальченко резко оборвала меня на полуслове, попросив меня покинуть трибуну.
Я подчинился.
Публика недоумевала.
Некоторые из главных врачей, с интересом слушавшие меня, возмутились.
Никонов, будучи в ту пору главным врачом Серовской СЭС надолго запомнил то моё блестящее выступление.
Взяв бразды правления Областной санэпидстанцией в свои руки, он опять включил мою фамилию в список выступающих на совещании главных врачей.
Тему моего выступления он обозначил как «Основные направления деятельности госсанэпиднадзора».
Копии текста своего выступления не стал предоставлять в оргметодотдел, считая цензуру насилием над свободным волеизъявлением.
Либо они выслушают всё, что я хочу сказать, либо пусть отстанут от меня.
В 1991 году, когда я скрыто от моего непосредственного начальства вознамерился провести операцию отъезда, Никонов повторно назначил мне тему выступления.
К тому времени ситуация сильно изменилась.
Я уже понял, что обещание Ощепковой о постепенном росте моей карьеры никто выполнять не собирался.
Истинной политической целью ОблСЭС в отношении меня была только одна: как можно дольше задержать Смородина в Ивделе.
И только в Ивделе.
Переехать в более крупный город на аналогичную должность мне и не думали предлагать.
Никонов, зная о том, что я по сию пору живу в однокомнатной квартире, пообещал мне профинансировать покупку у горисполкома трёхкомнатной.
Но я отказался, понимая, что это коварная ловушка.
Я бы, к примеру, с удовольствием согласился на свердловский вариант.
Но о таком моём исходе из Ивделя никто из руководства и слышать не желал.
Прежде чем написать заявление об увольнении я предусмотрительно позвонил татарочке из отдела кадров ОблСЭС, которая так тепло приняла меня при первом посещении ОблСЭС и дала свои рекомендации, как остаться в Свердловске.
Она сообщила мне, что время сейчас для отъезда очень неблагоприятное.
Никонов почувствовал, что тяжёлый в экономическом отношении период заставляет главных врачей срываться с насиженных мест в поисках более прибыльной работы.
Терять опытных руководителей санэпидучреждений в районах он, по понятным причинам, очень не хотел.
Так, главный врач Таборинского района, не получив согласия Никонова на увольнение, объявил забастовку: он просто не вышел на работу.
Никонов тут же распорядился уволить его по 33 статье.
Я не испугался, посчитав, что терять мне, собственно нечего.
Заявление об увольнении я всё же подал в начале июня 1992 года и отправился в свой последний отпуск, ожидая решения своей участи...
Итак, я вышел на лобное место для выступления, к которому я не готовился по принципиальным соображениям.
Я «включил дурачка», чтобы создать негативное впечатление.
Я не стал раскрывать тему выступления, сообщив, что в настоящее время более актуальной для меня является тема сокращающегося бюджетного финансирования.
Никонов недовольно зыркнул на меня, но всё же вынужден был разрешить мне посвоевольничать.
Я изложил проблему недофинансирования, а также обозначил неблагоприятные последствия такого положения дел.
В частности, я остановился на необходимости поддержания в надлежащем, исправном состоянии автопарка СЭС района, имеющего самую большую в области площадь обслуживания — 22, 6 тысяч квадратных километров.
Сказал, что в данный момент у меня на ходу только одна служебная машина из трёх.
Запчастей из Свердловска за все девять лет моей работы я не видел.
Лишь однажды мне выделили УАЗик, да и тот — после капитального ремонта.
Естественно, он быстро пришёл в негодность.
Никонов насупленно молчал...
Один из главных районных врачей, решив угодить Никонову, выкрикнул с места: «А у меня этой проблемы нет! Я сам достаю всё необходимое для автомашин!».
«Поделитесь опытом, расскажите, как вам это удаётся?» — резонно парировал я.
Тот замешкался, бурча себе под нос: «Как», «как», а вот так!» и заткнулся, побоявшись обнародовать свои незаконные пути приобретения запчастей.
Любопытно, что на это совещание Никонов попытался затащить старую Кальченко, дорабатывающую в своём отделе последние дни в качестве рядового врача.
Но та упёрто отказалась присутствовать на совещании, мелькнув в зале лишь на минутку.
Неужели Борис Иванович хотел заставить Цербершу хотя бы один раз выслушать до конца главного врача Ивдельской СЭС?
§6. Финальная комиссионная комплексная проверка Ивдельской СЭС
Как полагается в случае, когда главный врач района покидает свой пост, за несколько дней до отъезда указанного врача в его епархию приезжает комиссия для осуществления комплексной проверки СЭС и оформления документов по передаче дел.
В конце августа к зданию Ивдельской санэпидстанции подъехал УАЗик, гружёный областными спецами...
Они без лишних прелюдий приступили к досмотру.
Проверяли все документы.
В первую очередь финансовые.
Я предупредил своего бухгалтера о том, чтобы она надолго не отлучалась из конторы.
В обеденный перерыв она отпросилась на положенный час.
Я отпустил её, строго-настрого предупредив, чтобы бухгалтерша была через час на рабочем месте.
...Обед прошёл, но от моей бухгалтерши не было ни слуху, ни духу.
Она растворилась, исчезла, растаяла в неизвестном направлении.
Прошёл ещё час, а пропавшая сотрудница так и не появилась в СЭС.
Взволнованная главный бухгалтер ОблСЭС вошла в мой кабинет, предчувствуя самое худшее, что было в её богатой на события практике.
С её красного испуганного лица ручьём лился пот...
Я вызвал секретаршу и потребовал, чтобы она пошла к нашей бухгалтерше домой и привела её в контору за руку.
Секретарша так и сделала.
Через двадцать минут напряжённого ожидания беглянку привели.
Трусиха никак не прокомментировала причину своего отсутствия...
Вместе с главбухом ОблСЭС они принялись за документацию.
Главбухша облегчённо вздохнула, поняв, что отсутствие моей бухгалтерши никак не связано с возможными хищениями.
Документы были в порядке, недостач не обнаружено.
Донат, заведующий отделом паразитологии, даже не стал знакомиться с годовым планом работы СЭС, подготовленным мной аж на шестидесяти одной странице машинописного текста.
План был великолепен!
Он не шёл ни в какое сравнение с теми двумя листочками, содержащими всего лишь несколько мероприятий, описанных в общих словах крупным размашистым почерком моего предшественника.
Я представил этот план на согласование ещё в январе текущего года, но ответа так и не получил.
Тогда я поехал в ОблСЭС, чтобы узнать судьбу моего годового плана.
Как удалось выяснить, тот был разделён на части и передан оргметодотделом в профильные отделы надзора на рассмотрение.
Заведующие отделами упорно отмалчивались, не пожелав высказать мне своё «мнение по поводу».
Лишь врач-эпидемиолог шёпотом, по большому секрету, сообщила мне, что план изумил всех высоким профессиональным уровнем.
Именно по этой причине мне его не согласовали, не веря, что я его выполню!
«Вы бы сначала согласовали мой план, а потом, через год, спрашивали бы с меня его выполнение» — резюмировал я с обидой.
В конце-концов, можно было бы просто выбросить все «невыполнимые» с точки зрения ОблСЭС пункты.
Оставив только реальные, отвечающие взглядам ОблСЭС на работу Ивдельской санэпидстанции.
Но и этого сделано не было.
...Первого сентября вместе с Малышевым мы заявились в Свердловской ОблСЭС.
Шурик сел в коридоре для подстраховки.
В случае моей неудачи он решил ворваться в кабинет к Никонову и настучать кулаком по столу, требуя освободить «порабощённого» Смородина.
Я успокоил его, обещая, что всё пройдёт гладко.
Затем я вошёл в кабинет Никонова, чтобы забрать свою трудовую книжку.
Шеф сидел за столом в глубоком раздумье.
Какие размышления одолевали его, предположить не могу.
Он давно предупреждал главных врачей «Сегодня ты начальник, а завтра — говно!».
В чём-то он был прав, выражаясь подобным образом.
«Почему ты хочешь уехать?» — задал он мне единственный и последний вопрос.
«Я беспокоюсь о своих родителях. Они у меня старые» — нашёлся я.
«Не может быть! Ты же у них первый!» — безаппеляционно заявил Борис Иванович (по его мнению выходило, что им было чуть более пятидесяти).
«Нет. Я — второй. Мой старший брат — 1952 года рождения».
Никонов прикинул, что в таком случае моим родителям не менее 65-ти лет.
Он, вздохнув, расписался в моей трудовой и вручил её мне.
Так мы расстались уже навсегда.
Свердловск я посетил полтора года спустя, в конце декабря 1993 года, заехав к Радиным на последнюю ночёвку.
Дома была только одна мать Радина в компании кошки и собаки элитных пород...
В поезде «Свердловск-Нижний Новгород» я написал стихотворение «Материнское одиночество» с посвящением «Валерии Дмитриевне с искренними благодарностью и сочувствием...»
Вот его содержание:
«Чего ещё, бабуль, на этом свете?
Судьба сполна повысила тариф.
...Пришла зима - ушли из дома дети,
Покоем слишком щедро одарив.
Холодным серебром струит из окон.
И плачет позолоченный засов.
И даже в склепе так не одиноко,
Как в доме, что без детских голосов...»
