Ле­то пах­нет про­гор­клой мя­тою, та­баком и го­рячим ко­фе. По­лыха­ет ог­нем, прок­ля­тое, и пус­ка­ет по ве­нам мор­фий. Ле­то ле­зет в ок­но нез­ря­чее и цве­тами гла­за мо­золит… И за ним, буд­то кот бро­дячий, за­бываю о ста­рой бо­ли. За­бываю о ро­де, име­ни, что еще тре­пыха­юсь дер­зко, что на горь­кий я ко­фе вы­менял всю лю­бовь твою и под­дер­жку…

За­быва­юсь, зак­рывшись наг­лу­хо, чтоб не слы­шать ве­селый го­мон… Пусть жа­ра об­ра­тит­ся за­сухой и ис­су­шит ме­ня, сле­пого! Ле­то ды­шит, жи­вет, бес­ну­ет­ся и зо­вет за со­бой под ве­чер, но на шум­ных и яр­ких ули­цах ни те­бя, ни се­бя не встре­чу. Бу­ду дол­го бро­дить, не­най­ден­ный, и вды­хать си­гарет­ный воз­дух. По­теря­юсь в дво­рах ок­ра­ин­ных, чтоб по­нять: слишком поз­дно, поз­дно!

И не вый­ду. К че­му ски­тания? Здесь мой бред и хо­лод­ный ко­фе, и се­бе са­мому приз­на­ние: бес­по­лезен прок­ля­тый мор­фий.