Из воспоминаний о Великой отечественной войне моего отца. Отрывок из романа "След на земле".

 

В конце сентября 1942 года эшелон с дальневосточниками прибыл в назначенный район недалеко от Сталинграда. В самом городе шли жестокие кровопролитные бои за каждый дом, за каждую улицу. И надо сказать, что преимущество в контроле над городом было на стороне фашистов. Наши войска с трудом держали узкую полосу в сто-сто двадцать метров от Волги. Местами эта полоска земли сужалась до семидесяти метров.

Штаб 321 дивизии, куда были распределены Ефим и Афанасий, располагался на левом берегу Волги, чуть выше по течению от города. После представления, они сразу же были направлены каждый в свой полк. Ефим был назначен командиром взвода одной из рот 685 стрелкового полка, а Афоня тоже командиром взвода в дивизион 76 мм. пушек 384 артиллерийского полка. В штабе они и попрощались. «Кто знает, когда теперь доведётся встретиться, коли бьются в этой мясорубке и наши и немцы насмерть?»

Выйдя из штаба, друзья попали под дождь, но Афоня даже обрадовался ему.

- Говорят, дождь – хорошая примета для начала работы на новом месте. Всё будет течь плавно, и служить будет легко!

Но примета себя не оправдала буквально сразу и едва не стоила жизней обоим. Именно в это время на расположение штаба налетела вражеская авиация. Только чудом они не пострадали от разорвавшейся недалеко бомбы, успев упасть в ближайшую канаву.

У пристани они расстались и с этого часа больше не виделись друг с другом, хотя и воевали на одном участке фронта. Ефим со своим полком убыл на Краснослободскую переправу, спеша на выручку 13 гвардейской дивизии. Афоня со своим полком шел к другой переправе через Волгу, в районе завода «Красный Октябрь». Они тоже спешили кому-то на выручку, ибо положение всех наших частей было крайне тяжелым.

Переправы работали с перебоями. На них то и дело обрушивались бомбы, мины и снаряды. Двести пятьдесят-триста метров между берегами реки были открыты для прицельной стрельбы, бомбометания и поражения. Но буксиры, катера и самоходные баржи постоянно курсировали в обоих направлениях от берега к берегу. Вот и сейчас все средства переправы были брошены на переброску, спешащих на выручку своим, подразделений.

Над Волгой сгущались сумерки. Взвод Ефима Садчикова грузился на баржу последним. Снаряды с того берега долетали и на левый берег. Время от времени над Волгой барражировали самолеты, неся свою смертельную угрозу. По ним успешно работали наши зенитчики. На глазах Ефима один из немецких штурмовиков окутанный пламенем и дымом рухнул в воду. Он стоял у мостика, пропуская подчиненный личный состав на баржу и пересчитывая бойцов. К его удивлению, их оказалось сорок два человека. «Час назад в ожидании погрузки при проверке их было сорок четыре. Где же ещё двое? Неужели дезертировали? Но кто? Черт бы их побрал», - возмущался про себя Ефим. Он хотел было спрыгнуть с баржи и поискать исчезнувших поблизости на берегу, но был остановлен грозным голосом ротного.

Баржа медленно отчалила от берега и через несколько минут была в бурлящем и вздымающемся от взрывов потоке великой реки. То и дело, брызги разрывающихся рядом снарядов, как из ведра обливали сидящих на открытой палубе пассажиров. Один такой снаряд взорвался метрах в пяти от баржи, как раз у того борта, где сидел Ефим. Огромный столб пенящейся воды взлетел метров на десять, а потом всей многотонной массой обрушился вниз, подняв внушительную волну, накренив судно на противоположенный бок. Бойцы едва не слетели с палубы в Волгу. Ефим и сам едва удержался за поручень, чтобы не упасть на скользкое покрытие палубы.

«А если бы снаряд угодил в нас? - промелькнула тревожная мысль, и ему показалось, что у него выступил пот, хотя он и так был весь мокрым. – Быстрее бы добраться до берега, а то утону ещё, если осколком не убьет. Плавать-то не умею».

Многим хотелось добраться до берега в целости и сохранности. Их надежды и чаяния оправдались. Несмотря на постоянный обстрел, их судно вскоре уперлось в песчаный берег без повреждений. На высадку ушло всего пара минут. У самого обрывистого берега рота построилась повзводно и коренастый комроты, старший лейтенант, такой же собственно юнец, как и Ефим, поставил всем боевую задачу: выбить противника с территории бывшей нефтебазы и закрепиться на этих позициях. Общая задача, поставленная роте: как можно дальше отбросить фашистов от береговой линии и, в случае успеха, продвигаться к Мамаеву кургану.

Задача понятна. До ближайшей траншеи противника метров сто пятьдесят - двести, а до Мамаева кургана около полутора километров. На учениях, там, на Дальнем Востоке, на выполнение этой задачи ушло бы полчаса – максимум час, а тут уже целый месяц бои идут за каждый десяток метров. И неизвестно, сколько ещё будут идти, чтобы удержаться на этом берегу, а тем более выбить немцев из города. Но главное сейчас добраться до первой траншеи противника, которая ещё утром была нашей и завладев ею, удержать на ближайшие часы. «Вопрос: как это сделать?»

- Ну, с Богом, - сказал себе Ефим, а всем уже в полный голос, - За мной, вперед!

В сгустившихся сумерках пасмурного вечера, после прошедшего дождя, подняться на обрывистый склон высотой около пятидесяти метров, да ещё с полной выкладкой, было совсем непросто. А учитывая тот факт, что на поверхности противник вел обстрел побережья, то этот штурм становился и смертельно опасным. Используя образованные в грунте щели и промоины, взводу удалось относительно благополучно подняться на поверхность и расположиться за обгоревшими нефтеналивными цистернами и баками, превращенного в руины завода. От баков дальше пришлось двигаться по-пластунски. К вражеским траншеям нужно было подобраться незамеченными, а немцы то и дело стали пускать осветительные ракеты. Когда они вспыхивали, бойцы замирали, как убитые. Фашисты периодически стреляли наугад по всему, что им казалось подозрительным, поэтому над траншеей вспыхивали огневые точки.

Замерев в очередной раз, Ефим задался вопросом: «А почему немцы не подошли к самому краю обрыва? Тогда подниматься на поверхность от реки нашим войскам было бы практически невозможно». Но вскоре нашёл ответ на свой вопрос. В развалинах зданий и других возвышенных укреплениях скрывались оборудованные снайперские гнёзда. Таких гнёзд вдоль обрыва было множество. В каждом из них находился боец, которого называли «отчаянный». Это были не обязательно снайперы, да и смертниками их не назовешь. Вот «отчаянный» подходило больше всего. Скрытно к ним подобраться было невозможно, и уничтожить их из стрелкового оружия было очень сложно. Только прямое попадание снаряда или мины в гнездо могло их обезвредить. И по ним били прямой наводкой.

Ефим познакомился с таким «отчаянным» через несколько минут, когда тот с высоты своего гнезда попросил выручить махорочкой. Садчиков щедро поделился с ним, а заодно и поинтересовался: далеко ли до первой траншеи? Оказалось, что всего семьдесят метров.

- А сколько их там?

- Не ахти, - ответил спустившийся стрелок. – Тоже ждут пополнения. Иначе сейчас пошли бы в атаку. Так что вы, ребята, с ними справитесь. Желаю успеха. Ну, и я вас поддержу.

Ефим восхищался «отчаянными». Они воодушевляли на успех. Где-то в душе, представлял себя на их месте. Но настоящей опасности и напряжения этих парней представить не мог.

Воодушевленный словами стрелка, он решил атаковать немцев прямо сейчас. Со своим взводом, также тихо и скрытно, он подполз к траншее на расстояние броска гранаты, и по команде забросали их сначала «лимонками», а потом штурмовали обезумевшего врага в полный рост. Взрывы, стрельба, грохот, лязг, треск, крики и ругать с обеих сторон, слились в единый смертоносный хор рукопашной схватки. Она была короткой и успешной. Дальневосточники не уронили негласного звания крепких бойцов. Однако и взвод понёс ощутимые потери. Восемь отличных парней были убиты и ещё столько же тяжело ранены. Среди них был и москвич Василий Ефтеев, к которому Ефим проникся большой симпатией из-за его доброго отношения к Егору Никишину и умения виртуозно играть на баяне. На слух он мог исполнить любое музыкальное произведение, в том числе даже из классической музыки. Такого таланта Садчиков никогда не встречал.

Кстати, отправив сведения о потерях и раненых, Ефим обнаружил и у себя ранение в ногу. Сначала заметил кровь, а позже почувствовал и боль в ноге. В пылу боя совсем не чувствовал ранения. Сняв сапог, осмотрел, а потом и перевязал осколочное ранение в голень. И хотя боль усиливалась, посчитал рану пустяшной и недостойной того, чтобы оставить взвод в тяжелую минуту и уйти в тыл. Подумал, что за такую рану его сочтут трусом.

Траншея, занятая немцами вчера, этой ночью снова, в который раз, перешла в руки советских солдат. Она была изрыта и завалена, так что первым делом пришлось её восстанавливать, расчищая, углубляя и укрепляя стенки. Ефим распорядился, чтобы бойцы обязательно сделали подкопы в самом низу траншеи. Именно они на рассвете спасли многие жизни, когда теперь по нашей траншее начался артобстрел противника. А после артподготовки в атаку пошла пехота, рассчитывая вернуть себе потерянное. Ефим с этой тактикой был знаком, а потому отнесся к ней серьёзно, и взвод был готов к защите своих позиций.

К его удивлению после артобстрела контратаки фашистов не последовало. «Значит, действительно, у немцев сил пока негусто на этом участке, раз они изменили своей тактике, - решил Ефим. – Сейчас можно было бы и продвинуться глубже, к Мамаеву кургану, но без решения и приказа ротного, высовываться не следует».

Вскоре взвод Садчикова усилился людьми и боеприпасами. Также был доставлен завтрак и строгий приказ: «Ни шагу назад!» Приказ Ефиму был непонятен. «А что, если обстановка потребует отойти для маневра, а потом нанести противнику сокрушительный удар? – думал он. – А кто-то решит, что я струсил и не выполнил приказ, а по закону военного времени… Тьфу, не дай Бог!»

У него был шанс сейчас доложить о своем ранении и убыть в госпиталь, но он не стал этого делать, чувствуя на себе ответственность за своих людей и выполнение боевой задачи. Вскоре снова загремели артиллерийские залпы и заунывно хлопали выстрелами вражеские минометы. С тоской посмотрел в сторону противника. «Кажется, начинается». Дал команду укрыться в подкопы. Но в этот раз был уверен, что за артобстрелом немцы неминуемо будут атаковать. При этом почему-то не сомневался, что обстрел будет жестокий и приведёт к ужасным потерям личного состава. «Что же мне сделать, чтобы сохранить людей? – эта мысль обжигала сознание. – Есть только один выход, отвести людей за цистерны и баки, а по окончании обстрела вернуться на этот рубеж. Но как же приказ: «Ни шагу назад?» А никак. Если я совершу такой маневр, сохраню людей и вернусь назад, то это отступлением не считается».

Приняв такое решение, пока еще их траншеи не подверглись интенсивному обстрелу, Ефим скомандовал отойти за цистерны и баки. Едва взвод успел укрыться на новом рубеже, как на оставленную ими траншею обрушился такой ливень снарядов и мин, что земля дрожала, стонала и вздыбливалась, превращаясь в сплошные брызги и пыль. Там не возможно было выжить, и Ефим радовался, что вовремя увел людей с этого участка. Это понимали и все бойцы, глядя на беснующийся ураган взрывов.

Но Ефим вдруг заметил, что снаряды стали рваться все ближе и ближе к их новому укрытию. Противник был тоже не лыком шит и понимал, что при таком артобстреле люди будут отступать. «А вот теперь отступать нам некуда, - рассуждал Садчиков, - поэтому, как только снаряды начнут падать сюда, нужно будет сделать бросок вперед, к своей изуродованной траншее и там будем встречать контратаку фашистов».

Свою задумку через посыльных передал личному составу, чтобы все были готовы, и как только первый снаряд разорвался среди цистерн, скомандовал: «Вперёд!» и первым побежал к ранее покинутой траншее. Взвод последовал за ним. Конечно, кому-то не повезло, и они попали под взрывы, но потери были минимальными.

Траншея, которую они покинули полчаса назад, представляла собой перерытый огород с ухабами и холмами. Каждый понимал, глядя на него, что было бы с ними, если бы они своевременно не отошли за цистерны и баки завода. Все начали окапываться, готовясь встретить атаку врага.

Через несколько минут на площадке перед заводом появились фашисты. Они шли в полный рост, видимо уверенные, что сопротивления после такой горячей «бани» им не будет, что просто некому его оказывать.

- По фашистам огонь! – скомандовал Садчиков и первым дал очередь из автомата. Разом заговорило и другое стрелковое оружие взвода, ломая и разряжая строй врага.

Атака была сорвана, а Ефим снова подумал, что это отличный момент развить успех и, вскочив на ноги, рванул вперед с криком: «Гвардейцы за мной в атаку, вперед!» Ему нравилось это слово, и хотя он знал, что это звание присваивается отборным боевым частям, именно так решил поднять бойцов в контратаку. И те, удостоившись такого высокого звания, дружно поддержали своего командира с криком «Ура!» преследуя врага.

Окрыленные успехом и почувствовав азарт атаки, взвод лейтенанта Садчикова продвинулся вперёд аж на семьдесят метров и занял ближайшую траншею. Дальше наступать было невозможно, так как ответный плотный огонь фашистов преградил им путь. Кроме того они могли попасть под огонь собственной артиллерии, которая сделала несколько залпов по этому участку. Кроме всего прочего и эта контратака не обошлась без потерь.