РОНСАР - КАССАНДРЕ
Si je tr;passe* entre tes bras, Madame,
Il me suffit, car je ne veus avoir
Plus grand honneur, sinon que de me voir
En te baisant, dans ton sein rendre l'ame.
Celui que Mars horriblement enflamme
Aille ; la guerre, et manque de pouvoir,
Et jeune d'ans, s';bate ; recevoir
En sa poitrine une Espaignole lame;
Mais moi, plus froid, je ne requier, sinon
Apres cent ans, sans gloire, et sans renom,
Mourir oisif en ton giron, Cassandre:
Car je me trompe, ou c'est plus de bonheur,
Mourir ainsi, que d'avoir tout l'honneur,
Pour vivre peu, d'un guerrier Alexandre.
*/Увы,буквы "е", "а" и "с" с надстрочными и подстрочными знаками набранного французского текста не воспроизводятся. Вместо них "вылезает" точка с запятой. Прошу извинить!
…………………….
Если/когда/ я умираю меж твоих рук, моя Дама, я несказанно этому рад. Точно также я не хочу «иметь в мире большей чести», чем видеть, целуя тебя, отданной мне в твоей груди, душу.
Если тот, кому воспламеняет грудь Марс, идет на войну и от лет/молодых,-В.И./ совершенно неистов, резвится/веселится/, чтобы получить в грудь испанский клинок,
то я, не столь смелый /«более трусливый»/, не прошу иного./кроме/ как после ста лет без величия / славы,блеска/ и известности умереть
«бездействующим» на твоей груди, Кассандра.
Ибо либо я обманываюсь, либо в этом больше счастья, чем» иметь все
почести» и «мало жить» монархом Александром /Македонским,-В.И./ /подстрочники, этот и другие, максимально приближены к оригиналу, для сохранения оттенков и поворотов мысли-чувства Ронсара/
И смерть в твоих объятьях – благодать,
Кассандра! Чести выше я не жажду ,
Чем видеть грудь Кассандры вечер каждый,
Мне отданную душу целовать.
Влюбленный в Марса, жаждет воевать,
Как лев, от юных лет отважней дважды,
Чтоб в жаркой схватке повстречать однажды
Клинок испанский и героем стать.
Я не настолько храбр и я прошу
У Бога лишь того, чем я дышу:
Прожить сто лет без славы близ Кассандры
И умереть не знаемым никем.
Обманываюсь?..Нет. Я буду всем
И буду счастлив больше Александра.
или такой вариант
Когда Ронсар в объятьях умирает
Твоих, любовь, он не грустит. Он рад.
О да, нет выше чести и наград,
Чем видеть ту, что душу нам вверяет.
Поклонник Марса очи в меч вперяет,
Ярясь и устремляясь в битвы ад,
Неистово за осажденный град
Сражается и в схватке жизнь теряет.
Ронсар не хочет от судьбы иного,
Чем век в безвестности у берега родного
И сладкой смерти на груди Кассандры.
Сдается мне, что я себе не лгу,
Что стать вполне счастливым не смогу
И обретя всю славу Александра.
или такой
Мой ангел,если даже я умру
В твоих объятьях, я счастливцем буду
Нет больше чести, чем целуя груди
Кассандры сном забыться лишь к утру.
Влекомый Марсом,словно на игру
Стремится в бой, собой являя чудо
Отваги молодеческой, покуда
Лоб не подставит грозному ядру.
Мне, не такому храброму,не нужно
Фанфар победных, Бардом безоружным
Мечтаю жить подле тебя, Кассандра,
Столетье.Либо поглупел от страсти
К прекрасной, либо в ней поболе счастья,
Чем в славе венценосца Александра.
Quand au matin ma Deesse s'abille
D'un riche or crespe ombrageant ses talons,
Et que les retz de ses beaulx cheveux blondz
En cent fa;ons ennonde et entortille:
Je l'accompare ; l'escumiere fille,
Qui or peignant les siens jaunement longz,
Or les ridant en mille crespillons
Nageoyt abord dedans une coquille.
De femme humaine encore ne sont pas
Son ris, son front, ses gestes, ny ses pas,
Ny de ses yeulx l'une et l'autre chandelle:
Rocz, eaux, ny boys, ne celent point en eulx
Nymphe, qui ait si follastres cheveux,
Ny l'oeil si beau, ny la bouche si belle.
Когда утром моя богиня одевается, изобильным золотом взбивает волосы, покрывающие тенью ее пятки, и когда сеть/тенета/ этих бе-
локурых волос сотней способов струится и извивается, я сравниваю их с пеной, которая также завивается тысячью локонов/завитков/.
У «человеческой» женщины есть, кроме того, ее смех, лоб, жесты,
шаги, глаза. И тот, и другой искрятся. И скалы, и воды, и рощи живут
в садах этой нимфы, имеющей «бешеные» волосы, и взгляд, такой
великолепный, и рот, такой прекрасный.
Укладывает волосы моя
Прелестная, пух золотой взбивая,
Глубокой тенью ноги покрывая.
Под гребнем укрощенная струя
Волос бежит, переливаясь. Я
Сравню их с пеной. Также завивает
Та локон, лоно вод приоткрывая,
В глубинах сокровенное тая.
У женщины искрятся и глаза,
Помимо прядей. Взгляда бирюза,
Смех,мимика, шаги, руки движенья,
Высь гор, синь рек, вздох ветра, рощи сны –
В ней все живет. В мир сказочной страны
Зовет войти, томит воображенье.
или такое переложение
Проснулась. Хочет встать моя богиня.
Представьте пробуждение зари.
Здесь каждый локон золотом искрит.
И Аполлон такого не отринет.
Такого нет и у пеннорожденной /Афродиты.-В.И./
Сплетенья белокурых завитков,
Пред коими вся мудрость – пыль веков,
Горят в руках служанки восхищенной.
Виясь, скользит кудрей ее ручей,
Как нимфы шлейф из солнечных лучей.
Прибавьте лоб, глаза, улыбку, зубы
К сплетениям сверкающих волос,
Увенчанных гирляндой пышных роз.
Несчастен тот, кто милых не голубит.
Mon dieu, mon dieu, que ma maistresse est belle!
Soit que j'admire ou ses yeus, mes seigneurs,
Ou de son front les dous-graves honneurs,
Ou l'Orient de sa levre jumelle.
Mon dieu, mon dieu, que ma dame est cruelle!
Soit qu'un raport rengrege mes douleurs,
Soit qu'un depit parannise mes pleurs,
Soit qu'un refus mes pla;es renouvelle.
Ainsi le miel de sa douce beaut;
Nourrit mon coeur: ainsi sa cruaut;
D'aluine amere enamere ma vie.
Ainsi repeu d'un si divers repas,
Ores je vi, ores je ne vi pas
Egal au sort des freres d'Oebalie
Боже мой! Боже мой! Как моя госпожа прекрасна! Как ни восхититься ее глазами, моими властителями /победителями/ или ее лбом, прелестным и чистым, или алостью ее губ!
Боже мой! Боже мой! Как моя Дама жестока! Как «усиливает» мою
Боль! Как ее отказ «возрождает мои язвы», так мед ее сладостной красоты питает мое сердце и так ее жестокость горькой желчью «окисляет» всю мою жизнь, такова зарубка от столь различного питания. "Сейчас я вижу ее и сейчас не вижу», равный участью братьям Осбалии.
Боже мой! Боже мой! Как прекрасна она!
Эти очи черней полуночи,
Этот лоб, алость губ! Как хохочет!
Прелесть дамы в себя влюблена.
Боже мой! Боже мой! Как жестока она!
Не желает понять,что мне больно,
Что терзает мне раны невольно,
Что лишает улыбки и сна.
Подавляя страдальческий крик,
Я гоню от себя ее лик.
Все напрасно. Я полн восхищеньем,
Волшебством ее взгляда и уст,
От которых – смятение чувств,
Зол судьбы моей коловращенье.
Ni de son chef le tresor cr;pelu,
Ni de sa jo;e une et l'autre fossette,
Ni l'embonpoint de sa gorge grassette,
Ni son menton rondement fosselu,
Ni son bel oeil que les miens ont voulu
Choisir pour prince ; mon ame sugette,
Ni son beau sein, dont l'Archerot me gette
Le plus agu de son trait ;moulu,
Ni de son ris les miliers de Charites,
Ni ses beaut;s en mile coeurs ;crites,
N'ont esclav; ma libre affection.
Seul son esprit, o; tout le ciel abonde,
Et les torrens de sa douce faconde,
Me font mourir pour sa perfection
Ни завитое сокровище ее головы, ни одна и другая «ямочки» моей улыбки, ни изгиб ее шеи,ни ее подбородок,ни ее прекрасный взор,мое достояние, ни ее прелестная грудь, своды которой повергают меня в самое большое волнение, ни ее прекрасный стан, "жилище» харит, ни другие ее красоты, вписанные в тысячи сердец, не покоряют мои чувства. Один ее дух, в котором в избытке все небо, одна его сладостная значительная «словоохотливость» «заставляет» меня умереть за ее совершенства.
Я покорен не золотом волос,
Не лбом атласным и не светом глаз
Не звонким смехом, не звучаньем фраз,
Не прелестью грудей, цветущих роз,
Не гибким станом и не негой поз,
Не статью бедер, двух античных ваз.
Не взглядом гордым, кой мой взор потряс
Не бл еском взоров. Нет!.. О т них – мороз
И пламя – совершенствами души
Твоей,в которой небо рай вершит,
Запечатлев в ней чары божества,
Души,все говорящей вам без слов.
За этот рай я умереть готов,
Сгорая от блаженства торжества.
или
Пьянит краса ее волос
И колдовские чары смеха,
И взоры, страждущих утеха,
И шея, и точеный нос.
И грудь, сладчайшая на свете.
Они томят, бросают в дрожь,
Жгут и вонзают в сердце нож.
Они распяли грудь поэта.
И все ж не этими вещами
Кассандра дух порабощает.
Не облик, нет – ее душа,
Обильная дарами неба,
Объяла дух мой райской негой,
Безмерную любовь внуша.
Je vouldroy bien richement jaunissant
En pluye d'or goute ; goute descendre
Dans le beau sein de ma belle Cassandre,
Lors qu'en ses yeulx le somme va glissant.
Je vouldroy bien en toreau blandissant
Me transformer pour finement la prendre,
Quand elle va par l'herbe la plus tendre
Seule ; l'escart mille fleurs ravissant.
Je vouldroy bien afin d' aiser ma peine
Estre un Narcisse, et elle une fontaine
Pour m'y plonger une nuict ; sejour:
Et vouldroy bien que ceste nuict encore
Durast tousjours sans que jamais l'Aurore
D'un front nouveau nous r'allumast le jour.
Я хотел бы, «богато» желтея, золотым дождем опуститься на лоно моей прекрасной
Кассандры, когда в ее глаза, «скользя» /слегка касаясь, идет сон.
Потом я желал бы, преобразившись в белеющего быка. Нести ее на моей спине, когда
Она в апреле идет по траве, самой нежной, очаровательный цвет тысячи цветов.
Еще я бы хотел, для того чтобы «облегчить мою боль», быть Нарциссом . а она – водоем, чтобы окунаться в ночь.
И я хотел бы еще, чтобы эта ночь была вечной и чтобы Аврора не зажигала новый день, для того чтобы меня разбудить.
О, как бы я хотел дождем стать золотым,
Сквозь ткани пролагающим дорогу,
Целующим Кассандре стан и ноги,
Когда в нее Морфей вдул сновидений дым!
Мечтаю также я быком стать голубым,
И на спине нести гнев недотроги,
Томя ей грудь, склоненную в тревоге.
О, если б как цветы я Дамой был любим!
О, как желал бы перевоплотиться
Ронсар в великолепного Нарцисса
И превратить Кассандру в водоем!
В очах ее волнуемых качаться.
Аврору увидав, не разлучаться,
Восток не покидать просить вдвоем!
J'esp;re en crain,je me tais et supplie,
Or’ je suis glace et ores un feu chaud,
J’admire tout et de rien ne me chaut,
Je me delace et mon col je relie.
Rien ne me plaist sinon ce qui m’ennnuie;
Je suis vaillant et le Coeur me defaut,
J’ay l’espoir bas,j’ay le courage haut,
Je doute Amour et si je le desfie.
Plus je me pique,et plus je suis retif,
J’aime ester libre,et veux estre captive,
Tout je desire,et si n’ay qu’une envie.
Un Promet;e en passions je suis:
J’ose,je veux,je m’effforce,et ne puis,
Nant d’un fil noir la Parque ourdit ma vie.
Я надеюсь и боюсь/трепещу/, я молчу и умоляю. В один и тот же миг я – «ледяной» и «горячий огонь». Я любуюсь /восхищаюсь/всем, «без ничего» вспыхиваю, «расшнуровываюсь» и снова завязываю шнурки. Ничто мне не нравится, все наводит скуку; я храбр /мужественен/ и мое сердце «выпрямляется», я имею тайную надежду, я имею высокое мужество, я стыжусь любви и бросаю ей
вызов. Больше того – пронзаю себя. Я строптив, упрям и непокорен. Я люблю быть свободным и хочу плена. Сто раз я умираю, сто раз рождаюсь. В страданиях я – Прометей. И теряя всякую возможность любить, не имея власти над собой, я делаю то, что могу.
Не сметь надеяться и умолять без звука,
Горя огнем, стыть льдом одновременно,
То восхищаться всем, то клясть смятенно
Весь мир, из ничего дрожать от муки,
Уйдя от Дамы, изнывать от скуки,
К ней воспарять душою дерзновенной,
Стать королем придуманной вселенной,
Грез устыдиться, сжать на горле руки,
Казниться, звать на бой стрелка Амура,
Стараться, как змея, уйти из шкуры
И не желать расстаться с пленом жгучим,
В пучину страсти канув безвозвратно,
Сто раз рождаться, умирать стократно –
Вот жизнь влюбленных, Прометея участь.
Amour, qui si longtemps en peine m’as tenu,
Qui premier desbauchas ma libert; nouvelle,
S’il te plaist d’adoucir la fiert; de ma belle,
Tant que par ton moyen mon travail soit cognu,
Sur un pilier dor; je te peindray tout nu,
En l’air un pied lev;, ; chaque flanc une aile,
L’arc courb; dans la main, le carquois sous l’aisselle,
Le corps gras et douilet, le poil crespe et menu.
Tu sais, Amour, combien mon coeur souffre de peine ;
Mais tant plus il est doux, plus d’audace elle est pleine,
Et mesprise tes dards, comme si tout son coeur
Estoit environn; de quelque roche dure ;
Fais luy cognoistre au moins que tu es le vainqueur,
Et qu’un mortel ne doit aux Dieux faire d’injure.
Амур, который долго держал меня в муках и который первым подстегнул мою смелость /отвагу/, если бы тебе понравилось смягчить гордость /надменность/ моей красавицы, то таким же, как твой, способом было бы выполнено мое произведение. На золоченом столбе я тебя нарисую совсем голым, «на воздухе», с поднятой ногой,
В каждом боку – крыло, с согнутым луком в руке, колчаном под мышкой, с телом крупным и изнеженным, с волосами взбитыми и мелкими. Ты знаешь, Амур, сколько мое сердце терпит /страдает/ от боли /муки/. Но чем оно податливее /кротче,мягче/, тем большей дерзости полна она и не боится твоих дротиков, как если бы ее сердце было окружено /обнесено/ каким-нибудь тяжелым камнем.
Заставь ее, по крайней мере, взять в голову, что ты – ее победитель
и что смертный не должен наносить богам оскорбление /ущерб/.
Ты долго длил мои мучения,
Амур. Смири надменность Дамы
И я воздам тебе трудами
За хлопоты и попечение.
Я на колонне с золочением / или -на столбе без облачения/
Изображу тебя, с крылами
И луком, с тетивой, руками
Оттянутой, чела свечение,
Колчан, изнеженное тело.
Твои не помогают стрелы.
Одето сердце Дамы камнем.
Мольбой строптивой не растрогать.
Поведай, как любовь тяжка мне,
Что дерзость оскорбляет бога!
Chacun met dit: Ronsard, ta maitresse n’est telle
Comme tu la decris. Certes, je n’en s;ay rien:
Je suis devenu fol, mon esprit n’est plus mien,
Je ne puis discerner la laide de la belle.
Ceux qui ont en amour et prudence et cerville/
Et jugent des beauties, ne peuvent aimer bien:
Le vray amant est fol et ne peut ester sien,
S’il est vray que l’amour une fureur s’apelle
Souhaiter la beaut; que chacun veut avoir,
Ce n’est humer de sot, mais d’homme de s;avoir,
Qui,prudent et rus; , cherche la belle chose.
Je ne s;aurois juger, tant la fureur me suit,
Je suis aveugle et fol, un jour m’est une nuit ,
Et la fleur d’un chardon m’est une belle rose.
Каждый мне говорит: «Ронсар, твоя госпожа /метресса/ не такая, какой ты ее описываешь. Разумеется, я этого не знаю. Я становлюсь сумасшедшим /безумным/, мой ум больше не мой, я не могу отличить некрасивую от красивой.
Те, кто имеют /сохраняют/ в любви осторожность /осмотрительность,
Благоразумие/, ум и выносят приговор красотам, не могут любить хорошо /много, очень, как следует/. Живой любовник /влюбленный/ безумен и не может быть «его» /?..собой?../, если правда, что любовь
называется яростью /неистовством, исступлением/
Это не расположение духа /настроение/ дурака - знающего мужчины, который будучи осторожным и хитрым, имеет прерасную вещь.
Я не могу судить, сколько безумства мне следует отвести. Я слеп и безумен, день мне ночь и цветок чертополоха для меня – роза.
«Ронсар,- мне говорят, - Кассандра не такая,
Какую воссоздал твоей рукой сонет!..»
Бог с вами, господа, - я этого не знаю:
Мой ум давно не мой. Ее глаза – мой свет
И истина. Скажу я вам: любой влюбленный,
Кого ни называй, возлюбленной не суд.
Нелеп Ромео тот, чей ум неповрежденный
Примерным образцом догадливости чтут.
Не любит хитрый муж и тот, чей разум – зренье,
Кто хочет поцелуй любви за каждый вздох.
Неистов я и прям. Мой разум – исступленье.
Возможно, цвет любви моей – чертополох.
Пускай не мил я ей и даже трижды плох –
Ста правдам предпочту слепое заблужденье.
или такой вариант
«Ронсар,- мне говорят, ты слеп, -твоя красотка
Совсем не та, какой ее представил ты
В стихах. Там не она. Мелки ее черты.
Не блещет и умом. Кассандра не находка.»
Не знаю, может быть. Кассандра не кокотка.
Влюбленному, как я, не нужно красоты.
Тот, кто подобно вам, бежит от дурноты,
Не любит, как и тот, в ком трезвый взгляд и сметка
Над сердцем верх берут. Влюбленные живые
Горят и не хитрят. Их чувства – огневые.
Не мне судить о том, насколько я незряч.
Я вижу свет в ночи, смотря в окно прекрасной,
Когда та видит сон, сокрыв от всех взор ясный,
Как в подземелье золото богач.