Рабы войны. Рассказ второй.

Рассказы бывших узников нацистских лагерей.

 

Большинство из них никогда никому об этом не рассказывали. Вот так молча носили в себе эту память по 50-60 лет.

Байковская (Крупенкова) З.И.

1937 года рождения.

 

Война очень быстро подошла к нашей деревне Милютино, Пречистенского района, Смоленской области. Моего отца и старшего брата забрали на фронт, а мама и шестеро детей остались. Перед войной мы построили новый добротный дом, и когда при отступлении Советской Армии фронт подошёл к Милютино, в нашем доме расположили раненых бойцов. Мы всей семьей помогали ухаживать за ними.

Немцы наступали стремительно. Они были хорошо подготовлены к войне, а у наших бойцов не хватало ни оружия, ни боеприпасов. Когда раненых стали эвакуировать, начальник госпиталя сказал нам, что нужно уходить в лес.

Наступление немцев сопровождалось бомбежками и артобстрелами. Земля содрогалась от взрывов, всё небо закрывали самолёты. От нашей деревни не осталось ни одного дома. Все было разрушено и сгорело в пожарах.

Когда пришли немцы, мы остались в лесу. Там создавались стихийные партизанские отряды из местных жителей и попавших в окружение бойцов Красной Армии.

В лесу мы прятались до весны 1943 года. А в начале марта попали в немецкую облаву. Всех пойманных погнали колонной в поселок Ярцево. Попалось в облаву много людей и особенно детей. Семьи были большие, по пять-восемь ребятишек. У нас самой старшей была Вера-1925 года рождения, потом Валя-1927, Таня-1929, братья Тимофей и Володя - 1932 и 1934 годов соответственно.

В Ярцево пленных погрузили в "телятники" и повезли. Везли долго, почти месяц, многие по дороге умерли от голода и жажды. Выгрузили нас в Слуцке, где как скот загнали в лагерь.

Слуцкий лагерь состоял из трёх отделений. В двух было гражданское население, в третьем - военнопленные. Два гражданских лагеря называли лагерями партизанских семей. Мы жили в бараках, которые напоминали колхозные коровники. А спали на трёхъярусных дощатых нарах. Наш барак был вторым.

Это страшное место. От голода и болезней ежедневно умирали сотни людей. Свирепствовал тиф. Вши расползались по всему лагерю, и скоро заболели две моих сестры Валя и Таня. Никто больных не лечил, и они умерли. Умерших складывали в огромные ямы, и когда наполняли, присыпали землёй. Мне сейчас вспоминать даже страшно.

Мой братик Тимоша нашел лаз под колючей проволокой, иногда тихонько вылезал и ходил в город. Иногда ему удавалось принести кусок хлеба, картошин несколько, морковку или яблок-опадышей. Он мог съесть все это сам, но приносил нам, и мы по крошкам делили между собой. Наверно это и сохранило нам жизнь, иначе вся семья в тех ямах и оказалась бы. На место умерших подвозили все новых пленных, пойманных в облавах.

В 1943 году осенью нас перевезли в город Поставы. Там разместили в здании школы. Навсегда запомнила, как местные жители принесли нам молочного супа. К тому времени мы уже забыли вкус нормальной еды. А потом нас раздали хозяевам. Нашу семью взял Плоский (имени не помню) из деревни Григоровщина. Когда он привез нас домой, его жена начала кричать, зачем столько голодных ртов привез. Мама успокаивала её, что все мы будем работать.

Старшую сестру Веру забрали в няньки по соседству. Тимошу взяли пастухом в соседнюю деревню под названием Ручей. По сравнению с лагерем в Слуцке мы здесь нормально жили. Западная Беларусь была зажиточным краем. Там ещё жили "единолично" до 1946 года. Хозяйства были крепкими. Мама жала зерновые, помогала копать картофель и убирать овощи с огородов. В деревне были большие сады. Яблоки нам казались деликатесом, и есть их можно было сколько угодно. Мы с братом Володей помогали маме, как могли.

Так и дождались освобождения. Посоветовались и решили не уезжать из Беларуси. Она спасла нас от голодной смерти и стала второй Родиной. Сюда к нам вернулся с войны старший брат. Весь израненный, с осколком в легких от снаряда. Вскоре он умер от ран. Вестей от папы мы так и не получили, сгинул где то на войне, может тоже в лагере каком...

И мама вслед за братом пошла, в одном месяце, лагерь отнял здоровье.

А Тимошеньку, спасителя нашего, принудительно отправили восстанавливать Ленинград. Разнарядка была на район, местных не послали, а его. Возразить боялись. Он там скоро умер .Слабый братик был, никак от голодовки в Слуцком лагере восстановиться не мог. Мальчик ещё совсем, а на стройке тяжело работать приходилось, а в городе карточки на питание. Его бы подлечить, а не на стройку...

Так из большой нашей семьи мы остались втроем: я, сестра Вера и брат Володя.