Культ личности
Ты спрашиваешь, как я отношусь к культу личности. Обыкновенно отношусь, как и большинство нормальных людей, - с осуждением. Если мы, конечно, говорим о культе личности Сталина. Хотя само это понятие, это словосочетание, не содержит в себе ничего предосудительного, ничего та-кого, что может вызывать отрицательные эмоции. Скорее наоборот. Хотел бы я жить в обществе, где процветает культ КАЖДОЙ личности. В обществе, где это ёмкое понятие включало бы в себя все современные, все ново-модные так называемые человеческие ценности. И права человека (в объёме знаменитой Декларации), и свободу (слова, мнений, вероисповедания (извини за ещё одну скобку, но без неё никак, свобода вероисповедания включает в себя и свободу от веры в бога, то есть атеизм), собраний, передвижения, частного предпринимательства и проч.). Уважение к каждому конкретному индивидууму, возведённое в культ, не есть ли главная ценность человеческого сообщества, отличающая его от животного и растительного мира?
Ну, а, Сталин? Культ личности Сталина ничем не отличался по своей сути от культа средневекового правителя, монарха, церковного патриарха. Что мы знаем о культе личности Ивана Грозного, Александра Македонского, Наполеона Бонапарта или любого из римских Пап тех незапамятных времён? Разве их слово не было всегда последним (или первым)? Разве не правили они в соответствии с собственным разумением добра и зла, чести и коварства, справедливости и беззакония? Поруганное человеческое достоинство, жизнь человеческая хоть что-нибудь стоили для них?
Как такое стало возможным в СОВЕТСКОМ обществе? В обществе, где всё, по определению, должно было бы решаться коллегиально, на открытых собраниях-совещаниях, демократически - большинством голосов. Всё началось как раз с закрытых междусобойчиков - парткомов, заседаний политбюро, пленумов, коллегий… Непостижимым образом Сталину удалось насадить режим секретности, кулуарности принятия решений. Решения же, принятые кулуарно, не могут быть внедрены в жизнь без применения насилия в той или иной форме. Когда же насилие стало повсеместным явлением, до культа личности главного генератора идей, ложащихся в основу принятия судьбоносных для огромного количества людей решений, обязательных, к тому же, к исполнению - всего один шаг.
Я ещё не такой старый, чтобы положить в основу своих суждений о культе личности свой собственный опыт и собственные наблюдения. Когда умер Сталин, мне было семь лет. Все газеты опубликовали десяти (двадцати?) летней давности портрет Сталина. Такой красивый! Женщины на улицах плакали навзрыд, а мужики ходили со смурными лицами, и, многие, с красными глазами. Моя мама тоже плакала, но она не причитала при этом как другие тётки. Может быть, она вспоминала своего отца и моего херсонского деда Ивана Михайловича. Он с двумя коровами и лошадью в своём крестьянском подворье неминуемо должен был попасть в списки куркулей. И был бы раскулачен, несмотря на то, что эти коровы и лошадка кормили семью с десятью детьми мал мала меньше. Не знаю, что дед сделал с коровами, и не буду фантазировать на эту тему. Только он запряг лошадку в телегу, посадил в неё детей, взял сколько-то еды, деньги и документы и в ночь отправился из родного села, куда глаза глядят. Не знаю, может быть, моя мама и ещё о чём-то вспоминала тогда. Нас, пацанов, эта смерть не сильно впечатлила.
Через годы, на очередном «историческом» съезде КПСС Никита Хрущёв положил начало новой традиции - валить всё на предшественников. И, уже по другой, старой, укоренившейся, многолетней традиции провёл решение о развенчании культа личности Сталина кулуарно, на закрытом заседании прочитав секретный доклад. И противники этого развенчания традиционно были подвергнуты остракизму, сняты с занимаемых постов, удалены из власти, облиты грязью и в грязь же затоптаны. Грифы же секретности (по нарастанию: для служебного пользования, секретно, совершенно секретно, особой важности) продолжали украшать практически все партийные и государственные документы. Не только научные отчёты в области «оборонки» или документация на новейшие образцы вооружения, секрети-лись аналитические записки к съездам и конференциям, секретились стати-стические данные об объёмах промышленного производства и производства сельхозпродукции и прочая, и прочая, и прочая. Практически все решения Политбюро были секретными. И если новый культ личности не родился, так только потому, что генеральными секретарями теперь старались избирать далеко не главных «генераторов идей». А представить себе культ личности «серого кардинала», каковые время от времени всё же появлялись, и «генерили», согласитесь, невозможно. Только, вот, секретность… Смею утверждать: там где секретность принятых решений, там - насилие.
Но вернёмся к сталинским временам, которые я краем своего бытия застал. Дома у нас никогда не было икон (и это понятное дело, родители были коммунистами). Мы, дети, были воспитаны таким образом, что даже крашеные на пасху яйца вызывали у нас некое отторжение, что ли. Съесть такое яйцо, по предощущениям, было, примерно, то же, что - отведать змеиного супчика! Но и портрет Сталина у нас в доме никогда не висел. Мне так кажется, что это считалось в кругу общения моих родителей, в офицерских семьях, чем-то вроде плохого тона - повесить такой портрет в жилище, а не в учреждении.
История одного газетного портрета Сталина, даже и не портрета, а групповой фотографии участников какого-то совещания со Сталиным во главе, сидит у меня в памяти до сих пор.
А надо напомнить для начала, что туалетная бумага (у нас в Посьете, во всяком случае) существовала не всегда. Ту же самую интимную функцию с успехом выполняли старые газеты. Это уже потом, в самом начале Времён Туалетной Бумаги, когда её, как и всякое другое новшество, надо было ВНЕДРЯТЬ, нам популярно разъяснили страшный вред от применения старых газет по их, как нам тогда казалось, главному и естественному назначению. Оказывается, газетная типографская краска содержит соли свинца, а это - ужасно ядовитые соединения.
Так вот, в ту пору ещё не ядовитых газет мы, три пацана шести-семи лет, наперегонки направились к уличному туалету (а других и не было тогда у нас). Дощатая будка стояла в дальнем углу нашего огорода. Счастливчик, прибежавший первым, закрылся изнутри на деревянную вертушку, исполнявшую роль крючка, и присел над круглым отверстием в полу будки.
Предвижу вопрос: как это отверстие? А вода, как к этому отверстию подаётся вода? Да, никак! Никакого водопровода и канализации не содержит уличный туалет. Более того, в отличие от сохранившихся ещё кое-где вдоль автодорог аналогичных заведений (которыми теперь не пользуется никто, на каждой автозаправке, таковы правила, имеется бесплатный иногда, а чаще платный, туалет), где время от времени работают ассенизаторы. Здесь всё было проще, когда двух-трёх метровой глубины яма под полом будки наполняется до краёв ( а это, как показывает практика - через много лет), будку переносят на новое место, к новой яме, а старую засыпают землёй.
Ну и, раз уж «пошла такая пьянка» - зашёл у нас подробный разговор об уличных туалетах, упомянём ещё одну их разновидность, многоместные, так сказать, общественные уличные туалеты. Они гордо стояли рядом с многоквартирными домами, при школах, поликлиниках и пр. Мужской от-сек, внутри которого при нескольких вряд отверстиях в полу не содержал, обычно, никаких перегородочек. Женский - тоже. Даже дверь на входе в каждый из отсеков не обязательно стояла. Отсеки между собой, чаще всего, разделялись перегородкой из не струганных досок. И как бы плотно не подгонялись эти доски - всегда были щелки, расширяемые перочинными ножичками, лежавшими в кармане брюк каждого пацана. С женской стороны эти щелки тщательно затыкались той самой газетной бумагой.
Вернёмся, однако, в наш огород. Мы припрыгивали перед дощатой дверью и поторапливали нашего «сидельца». С годами мы всё дольше за-сиживаемся в туалете, а подгоняемый нами пацан быстро сделал своё дело. Для ускорения процесса он не стал засовывать на место, в специальный фанерный ящичек на боковой стенке будки, извлечённую оттуда и частично использованную газету, а протянул её нам, едва распахнув скрипучую дверь. И здесь (внимание!) второй мой приятель, протянув руку за печатным изданием, застыл, вдруг, как ударенный электрическим током.
- Ты что! А знаешь, что за это бывает? - слегка заплетающимся от страха языком проговорил он.
- За что? Что бывает?
До меня уже дошло. Газета была разорвана посередине той самой групповой фотографии. Сталин улыбался с обрывка, тело же его отсутствовало.
- Повезло! Удачно оторвал! Головой надо думать, а не жопой, прежде чем делать такое, - резюмировал бдительный пацан.
С тех пор, до самой Эпохи Туалетной Бумаги, я тщательно изучал с двух сторон странички старых газет прежде, чем использовать их по назначению.
А тогда нам перехотелось…