ЧАСТЬ 3

Читал и пел Хома с пристрастьем.

Ещё прочтя две-три страницы...

(Такое может лишь присниться)

У панночки студент невольно

Едва заметил - сердцу больно:

Как лебедь, плавно по реке –

Слеза катилась по щеке...

 

Хома взмолился: «Что за бредни?

Горилки выпил я намедни!»

Ему почудилось из гроба

Чуть поднимается особа...

Уткнулся в книгу он опять.

(О, нам такого не понять!)

 

Не вытерпел Хома и снова

На панночку глядит сурово:

О, Бог ты мой! Она привстала!

Уже, откинув покрывало,

Глазами лупает, идёт,

Руками тянется вперёд...

 

Вмиг у Хомы волосья дыбом.

Он вспомнил, как старуху дрыном...

Ещё он вспомнил про монаха,

Который дал совет от страха,

И, вынув из кармана мел –

Круг начертил... (ну, как сумел!)

 

И, оказавшись в этом круге,

Отгородясь от злой «подруги»

Как бы невидимой стеною,

Студент сказал: «Господь со мною!»

Но всё, же страсти видит он,

Похоже на кошмарный сон.

 

Лицо покойницы бледнело.

То, в одночасье, багровело.

Тряслись, как в судорогах руки.

Глаза, почти, как у гадюки.

Металась в бешенстве она,

Но на пути стоит стена.

 

Хома в кругу, она снаружи,

Злой вьюгой по церквушке кружит.

В зловещем хохоте колдунья...

(Её конёк - на новолунье)

Студент упал, душой потух.

На счастье прокричал петух!

 

Колдунья улеглась на место.

Хома взмолился: «Наконец-то!»

Как по команде, тухли свечи.

Хома своей лишился речи.

На этом ночь завершена.

И воцарилась тишина.

. . .

Заходят в церковь конвоиры.

Словно хозяева квартиры.

Нашли Хому, в кругу, притихшим.

Мычит он голосом охрипшим,

Но не понять: - ни «А» ни «Б»

(Вот вам, друзья, и «резюме»!)

 

«Вставай, студент, отставить шутки!

Никак ты веришь в предрассудки?»

Подняли казаки беднягу,

Едва живого бедолагу...

Глава бела, как свежий снег,

Он вновь решился на побег.

 

За стол студента усадили.

Поесть и прочее налили.

Во избежанье инцидента

Забегали вокруг студента.

А у него одна мысля:

«Не убегу – считай петля!»

 

Кому нужны такие страсти?

Душа Хомы рвалась на части.

От мысли с ведьмой новой встречи

Ему груз тяжкий лёг на плечи.

Он ходит по двору, угрюм:

Авось, да что придёт на ум!

 

За ним охранники втихую

Следят и речь ведут такую:

«Скажи-ка добре наш бурсаче,

Что там мелком ты обозначил?

Нам как-то сразу не понять!

- Всё норовят Хому донять.

 

Небось, гопак в кругу с устатку

С покойницей плясал вприсядку?»

- И, заливаясь громким смехом,

В душе довольные успехом,

Зажав руками животы,

Басили все до хрипоты.

 

Обед прошёл без балагана,

Но на душе Хомы погано.

На сон вдруг потянуло стражу…

«Вот тут я лыжи и налажу!»

- Хома решает: Хоть куда,

Покинуть хутор навсегда!

 

Вот он шагнул за угол хаты.

Уснули бравые робяты!

Потом в кусты добавил прыти:

«Ну, что, друзья, уж не взыщите!»

Рванул студент, сверкали пятки

По буеракам без оглядки...

 

Кусты мелькали пред глазами,

Как стены в церкви с образами:

В крови лицо, в поту рубаха,

Порвал штаны, упав с размаху.

Бежал он долго сквозь кусты

И думал: «Сбылись всё ж мечты!»

 

Но вдруг пред ним казак-верзила...

(Мечты Хомы волною смыло).

«Напрасно ты, философ, вдруг

Такой проделал лишний крюк!»

Хоме и вправду невдомёк...

Как он на хутор вновь прибёг?

 

Сидит студент, склонивши бошку,

От беготни устав немножко.

Закат багровый, небо в красках,

Философ терпит два фиаско...

Вторая наступает ночь.

(Да пусть «нечистый» сгинет прочь)

. . .

Ведут Хому, как на работу...

Пора проведать, мол, «Шарлотту»...

Он впереди, за ним охрана.

Опять болит на сердце рана.

Никто не мог ему помочь.

(Авось, отслужит ещё ночь...)

 

Закрыли дверь за ним глухую,

А сами меж собой толкуют:

«Была у пана гарна дочка,

И та пропала тёмной ночкой.

Да и Хома попал впросак...

Никак замешан пан бурсак».

 

Хома окинул церковь оком,

Чуть повернувшись к гробу боком.

Лежит в нём панночка - покойна:

«Вот и лежала б так спокойно...

А я, пожалуй, что начну

Сгонять из тэбе сатану!»

 

И он прошёл довольно лихо,

Легко дыша. Вокруг всё тихо.

Но для начала, в назиданье,

Свои прочёл он заклинанья.

И, вспомнив про защиту, вдруг,

Он обновил из мела круг.

 

Листал страницу за страницей,

А мысли крались вереницей.

Одна другой была страшнее.

(Эх, пролетела б ночь скорее!)

Пока всё тихо и светло –

Чуток на сердце отлегло.

 

На гроб Хома невольно глянул...

И, словно тронутый, отпрянул!

Уже пред ним, как приведенье...

О, Боже, мой! Да где ж спасенье?

И есть ли кто ни - будь святой?..

Она… взбесилась за чертой!

 

Стучит зубами, брови гнутся,

Из уст проклятия несутся.

Поднялся ветер, свечи тухнут,

Студент с чертою рядом рухнул.

Всё закружилось тут и там...

На что похож, стал божий храм?!

 

Хома протёр глаза от пота...

Колдунья в позе кашалота,

Летает молнией во мраке.

Студент упал, как после драки...

По всей церквушке свет потух...

На счастье – прокричал петух!

 

Все по местам, как прошлой ночью.

(Эх, посмотрел бы кто воочью)

Какие страсти от колдуньи

Вторую ночь на новолунье...

Едва живой лежит студент,

Того гляди умрёт в момент!

 

Часть 4.

 

Уже знакомою тропинкой

Ведут Хому, как с поединка:

«Горилки мне! – сказал философ -

И попрошу вас без вопросов».

… Хороший выдался денёк!

Но он с бедою одинок.

 

«Пойду, однако, я до пана...

Болит душа. На сердце рана.

Меня пусть отправляет в Киев.

На это дело есть другие.

К чему мне служба такова?

Седой уж стала голова!»

 

А пан сидит в своей светлице...

(Понятно, что тут веселиться!)

Как прежде он в тоске, в печали...

Вдруг в двери тихо постучали;

Вошли философ и казак:

«Ко мне по делу, или как?»

 

- Вопрос задал вошедшим сотник,

До разговоров не охотник.

Хома одёрнул чуть рубаху

И начал речь, дрожа от страху:

«О, пан! Но дочка... правда... ну…

Никак пригрела сатану!

 

Уж маюсь я вторые сутки,

Сгоняю эти предрассудки...

Она ж не поддаётся чтенью,

Писанью божьему и тленью.

Такие страсти выдаёт,

Что перед ней Писанье мрёт!»

 

«Читай, Хома! Не зря же дочка

Тебя просила в одиночку,

Последнюю исполнить волю...

Ослушаться я не позволю!

К тому ж осталась ночь одна!

Читай! – Изыйдет сатана!

 

В награду – тысяча червонных...

Не то, покличу враз придворных.

Так отхлестают канчуками,

Весь зад украсят васильками!

Ступай, философ, не шучу,

Что обещал – всё заплачу!»

 

Ушёл Хома. Прилёг на лавку.

Пересчитал на пальцах ставку:

«Оно, конечно бы не плохо,

И, если это без подвоха,

Отбуду ночь уж, как ни - будь!»

- «Горилки выпить не забудь!»

 

- Его подначил провожатый

С худым лицом, но бородатый -

А, впрочем, дорогой философ,

Чтоб ты не падал под крылосом,

Испей холодного пивка

И враз исполнишь гопака!»...

 

А солнце к вечеру клонилось.

Уснул философ. Что-то снилось...

Но сон был прерван казаками:

«Вставай, Хома, ступай за нами!

Как повелось, плясни на грудь.

Авось, идёшь в последний путь!»

 

Толкнули «певчего» за двери...

(Кому сказать, так не поверят)

Чуть осмотрелся пан философ:

Нет ни малейших перекосов.

Всё, как обычно, на местах.

Она - с улыбкой на устах!

 

«Возможно, набесилась ведьма?

Скорей бы мне в кружок успеть ба,

Да начертить его жирнее,

Чтоб не проникла ворожея!»

Но не успел Хома моргнуть,

Она встаёт, и снова в путь…

 

«Ну, вот чертовка! Что ж неймётся?

Досрочно круг чертить придётся!

Круг восстановлен. Слава богу!

Теперь молитвы понемногу»...

А ведьма, стоя во весь рост,

В гробу летит, как альбатрос!

 

Руками тянется, как прежде,

Найти философа в надежде.

Опять же хохот, душу рвущий...

«О, где ж ты, Боже всемогущий!

- Хома взмолился - Как же быть!?

Так до утра не дослужить!»

 

Вот гроб столкнулся со «стеною»

Она дотронулась рукою...

Всё закружилось, завертелось!

Куда похмелье сразу делось?

Холодный пот слепит глаза...

Опять надвинулась гроза!

 

Понабежали гномы, черти.

(так недалёко и до смерти)

Вновь у Хомы волосья дыбом!

(куда пойдёшь с таким прикидом?)

Все норовят Хому извлечь,

Главы касаются и плеч!

 

А ведьма в бешенстве летает.

Ажиотаж всё возрастает:

Вот упыри и вурдалаки –

Все ждут команды для атаки!

Студент, как жёлтый девясил –

Уже на грани смертных сил!

 

Хоть ведьма в качестве ведущей,

Зловещей силой всемогущей,

Вокруг Хомы и рвёт, и мечет,

Но за чертой он не замечен.

За нею черти, упыри...

Хома всё видит изнутри.

 

Она кричит: «О, слуги мия!

Ступайте все! Ведите ВИЯ!».

…Засуетилась вражья сила,

Совсем, нечистая, сбесилась!

Послышался далёкий стон...

Наверняка уж это он!

 

Из темноты ведут такое!!!

Как приведение морское:

Огромный ростом, весь в щетине.

Увидеть страшно на картине,

А тут вживую, наяву!

Хома схватился за главу.

 

Похоже, Вий неповоротлив...

Студент притих в кругу, сиротлив,

Почуяв в сердце аритмию...

А ведьма приказала Вию:

«Найди его! Он где-то здесь!»

Хоме бы надо взгляд отвесть,

 

Но он не вспомнил про наказы,

Супротив ведьминых проказов.

Нередко слышал он такое...

Глаза прикрыть забыл рукою

И поплатился под конец,

Как обездоленный птенец.

 

А Вий шагал не для потехи,

С трудом поднять осилил веки.

Глаза блеснули на мгновенье,

Он пальцем ткнул на круг спасенья.

Как будто старый саксофон

Загробным голосом: «В о т о н!»

 

Потом ногой массивной топнул...

Волшебный круг спасенья лопнул!

Вся свора кинулась на жертву,

Крик петуха толпой отвергнут!

Вторично прокричал петух!

Философа покинул дух...

 

 

. . .

Пока там слух дошёл до БУРСЫ...

(Плохие радио ресурсы).

Не велико случилось горе.

Философа забыли вскоре.

Его друзья, (уж как взглянуть)

Хому присели помянуть.

 

«Не повезло Хоме, однако.

Такое не к лицу казакам.

К тому ж он умер бестолково...

Воскреснуть панночка готова.

О, если б воля тут моя,

Всё стало б "на круги своя"!

 

Он испугался, и за это

Не дотянул он до рассвета!

- Так рассуждал ритор Ерёма –

Мне эта бестия знакома!

Плясни - ка трохи ще, Трофим,

Хому помянем и… Бог с ним!»

 

Конец. 5.09.2013.

 

Н. Шеломенцев.